Петр Боборыкин - Василий Теркин

— Вон ты как! Очень уж, кажется, зарылся ты в капиталах… Это даже удивительно! — Зверев начал брызгать слюной. — Просто непонятно, как ты — Теркин — да в таких делах? Знаешь, брат, пословицу: от службы праведной…

— Не наживешь палаты каменной? Праведником и не выдаю себя; но между нашим братом, разночинцем, и вами, господами, та разница…

— Слыхали! Слыхали!.. — закричал Зверев и замахал руками. — Уволь от этих рацей!.. Ну, ты в миллионщики лезешь, с чем и поздравляю тебя; нечего, брат, важничать… Нигилизм-то нынче не в моде… Пора и честь знать…

Теркин чуть было не крикнул ему, как бывало в гимназии: "молчи, Петька!.."

— Ладно, — выговорил он с усмешкой, — ваше высокородие волновать не буду… Ведь ты как-никак первая особа в уезде; а я — представитель общества, приобретающего здесь большие лесные угодья. Может, и сам сделаюсь собственником… стр.384

— Покупаешь имение? Ты?

— Погляжу!.. А пока Низовьев продает нам всю свою дачу под Заводным.

— Знаю! А Черносошный продает?

— Прямых предложений еще не делал.

— Все ваша компания съест…

— За этим и покупаем, чтобы не давать вашему брату расхитить.

— Тоже нашлись благодетели!

Зверев недосказал, спустил обе ноги с кушетки, поморщился, должно быть от боли, потер себе лысеющий лоб, взглянул боком на Теркина и протянул ему руку.

— Вася!.. Что ж это мы… Больше десяти лет не видались и сейчас перекоряться… Это, брат, не ладно. — Он поглядел на полуотворенную дверь в следующую комнату. — Пожалуйста… притвори-ка.

Теркин притворил дверь и, когда сел на свое кресло, подумал:

"Сейчас будет просить взаймы".

— Вася!.. Тебя сам Бог посылает! Спаси!

Зверев взял его руку, и Теркину показалось, что он как будто уж хотел приложиться к ней своими слюнявыми губами.

— Что такое?.. Не пугай!..

Лицо Зверева передернула слезливая гримаса. Глаза покраснели. Он, казалось, готов был расплакаться.

— Скажи толком!

Прежний гимназист «Петька» был перед ним, — все тот же, блудливый и трусливый, точно кот, — испугавшийся вынутого им жребия — насолить учителю Перновскому.

Жалости Теркин к нему не почувствовал, хотя дело шло, вероятно, о чем-нибудь поважнее перехвата тысячи рублей.

— Ведь мы товарищи! — Зверев взглядывал на него красными глазами, уже полными слез. — Вместе из гимназии выгнаны…

— Ну, об этом тебе бы можно и не упоминать.

— Я тебя не выдавал!.. Ты хочешь сказать, что за меня сцепился с Трошкой… На это твоя добрая воля была!.. Вася! Так не хорошо!.. Не по-товарищески!.. Что тебе стоит? Ты теперь в миллионных делах… стр.385

— Чужих, не собственных.

— Спаси!.. — воскликнул Зверев и опустился на кушетку.

— Хапнул н/ешто? — почти шепотом спросил Теркин. -

Сядь… Расскажи, говорят тебе, толком. Дура голова!

Это товарищеское ругательство: "дура голова" — вылетело у Теркина тем же звуком его превосходства над «Петькой», как бывало в гимназии.

— Что ж ты… пытать меня хочешь? — хныкающим фальцетом отозвался Зверев, присаживаясь на край кушетки. — Удовольствие тебе разве доставит — знать всю подноготную? Ты протяни руку, не дай товарищу дойти до… понимаешь, до чего?

— Это все, брат, разводы. Одно дело — беда, другое — залезание в сундук. Я ведь про тебя ничего не знаю… какие у тебя средства были, как ты с ними обошелся, на что проживал и сколько… У родителей-то, кажется, хорошее состояние было?

— Мало ли что было!.. И теперь у меня и усадьба, и запашка есть, и луга, и завод.

— Какой?

— Винокуренный.

— Лесная дача есть?

— Есть… Только это все…

— Разумеется, в залоге?

— У кого же не в залоге?

— Пытать я тебя не желаю, любезный друг. Но и в прятышки тебе, Петр Аполлосович, не полагается играть со мною. Должно быть, по твоей должности…

— А просто разве нельзя зарваться? — крикнул Зверев и вскинул руками. — Ну, да! жил широко.

— В этой дыре?

— И в этой дыре… у себя в деревне… в губернии, за границей…

— Ты женат?

— Еще бы!

Тут он рассказал Теркину про свою женитьбу на «разводке», и сколько ему это стоило, и сколько они вдвоем прожили в каких-нибудь три-четыре года, особенно с тех пор, как он попал в предводители. Жена его в ту минуту была в имении… Но до полного признания он все еще не доходил. Он как будто забыл уже, с чего начал. стр.386

— Как же тебя спасать? — спросил Теркин, прохаживаясь по кабинету. — Проценты в банк внести?.. Или по векселям?.. И сколько?..

Зверев одним духом крикнул:

— Что тебе стоит сорок тысяч каких-нибудь?

— Сорок тысяч! — подхватил Теркин. — Так, здорово живешь… Во-первых, милый друг, если бы у меня в настоящий момент были собственные сорок тысяч свободных, я бы им нашел употребление… Я кредитом держусь, а не капиталом.

— Ты имение сам хочешь купить, сейчас говорил…

— Наличных у меня нет… На компанейские деньги, быть может, приобрету кое-что… Так за них придется платить каждый год…

— В твоих руках не десятки, а сотни тысяч! Для себя можно перехватить, а товарища спасти — нельзя. Эх, брат Теркин! Понимаю я тебя, вижу насквозь. Хочешь придавить нашего брата: пусть, мол, допрежь передо мной попрыгает, а мы поломаемся! У разночинца поваляйся в ногах! Понимаю!..

Он — весь красный — брыкал слюнявыми губами, хотел встать и заходить по комнате, но боль в щиколке заставила опять прилечь на кушетку.

— Вздор все это! — строго остановил его Теркин.

Но когда Зверев начал горячиться, его товарищ также припомнил себе свое недавнее прошлое… Ведь и он пошел на сделку, и его целый год она тяготила, и только особенной удаче обязан теперь, что мог очистить себя вовремя как бы от участия в незаконном присвоении наследства.

Давно не всплывал перед ним образ Калерии… Тут и вся сцена в лесу, около дачи, промелькнула в голове… как он упал на колени, каялся… Разве он по-своему не хапнул, как вот этот Зверев?

— Не брыкайся! — сказал он мягче, борясь с чувством гадливости, почти злорадства, к этому проворовавшемуся предводителю; что тут была растрата — он не сомневался. — Позволь, брат, и мне заметить, продолжал он в том же смягченном тоне. — Коли ты меня, как товарища, просишь о спасении, то твои фанаберии-то надо припрятать… Отчего же не сказать: "так, мол, Вася, и так — зарвался…" Нынче ведь для этого особые деликатные выражения выдуманы.

Переизрасходовал-де! Так веду? И чьи же это деньги были? стр.387

— Разные, — тихо выговорил Зверев. — Всего больше опекунских…

— Сиротских? — переспросил Теркин, и это слово опять вызвало в нем мысль о деньгах Калерии.

— Разные… Больше двадцати тысяч земских… Тоже тысяч около шести школьных…

— И школ не пощадил?

— Так ведь я не без отдачи… Ну, передержал. Каюсь!.. Но взыскания на меня все-таки не было бы… Мне следовало дополучить за перевод заклада в дворянский банк.