Чарльз Диккенс - Домби и сын

— Можетъ быть, сэръ, вамъ угодно взойти на верхъ? — сказала Сусанна.

— Да, я думаю.

Но вмѣсто того, чтобы идти наверхъ, смѣлый джентльменъ притворилъ дверь и, сдѣлавъ неуклюжій прыжокъ, обнялъ прелестную дѣву и влѣпилъ ей самый звонкій поцѣлуй.

— Отвяжись, или я тебѣ выцарапаю глаза! — закричала Сусанна.

— Еще разъ! — воскликнулъ м-ръ Тутсъ.

— Отвяжись, говорю тебѣ. И этотъ блаженный туда же! Кто послѣ этого не станетъ волочиться! Отвяжись!

Сусанна едва удерживалась отъ смѣха, произнося эти слова, и вовсе не думала сердиться; но Діогенъ, караулившій на лѣстницѣ, счелъ это обстоятельство очень важнымъ и, догадываясь по толкотнѣ и шороху ногъ о завязавшейся битвѣ, бросился на выручку хозяйки и въ мгновеніе ока овладѣлъ ногою дерзкаго непріятеля.

Сусанна, съ визгомъ и смѣхомъ отворивъ дверь, побѣжала наверхъ, a храбрый Тутсъ, спотыкаясь, вышелъ на улицу вмѣстѣ съ Діогеномъ, который никакъ не хотѣлъ разстаться съ ногою, какъ-будто Борджесъ и компанія были повара, изготовившіе для него праздничный пиръ изъ панталонъ м-ра Тутса. Отбитый непріятелемъ, онъ перевернулся въ пыли и съ новымъ остервенѣніемъ бросился на лакомое блюдо. М-ръ Каркеръ сдѣлался нечаяннымъ свидѣтелемъ всей этой сумятицы, происходившей передъ пышнымъ домомъ м-ра Домби. Онъ сдержалъ коня и наблюдалъ, чѣмъ кончится любопытная исторія.

Наконецъ, Діогена отозвали домой и заперли дверь. М-ръ Тутсъ прислонился къ ближайшей стѣнѣ и перевязалъ драгоцѣннымъ шелковымъ платкомъ изорванную ногу. Каркеръ съ любезной улыбкой подъѣхалъ къ пораженному непріятелю.

— Прошу извинить, сэръ, — сказалъ Каркеръ, — надѣюсь, вы не ранены.

— О нѣтъ, ничего, — отвѣчалъ Тутсъ, подымая раскраснѣвшееся лицо. — Покорно благодарю.

— Но если собачьи зубы врѣзались въ тѣло…

— Покорно благодарю, сэръ. Все благополучно. Ничего.

— Я имѣю удовольствіе быть знакомымъ съ м-ромъ Домби, — замѣтилъ Каркеръ.

— Неужели! — воскликнулъ Тутсъ, покраснѣвъ до ушей.

— И надѣюсь, — продолжалъ м-ръ Каркеръ, снявъ шляпу, — за отсутствіемъ его, вы позволите мнѣ извиниться и пожалѣть о случившейся непріятности.

М-ръ Тутсъ несказанно обрадовался случаю познакомиться съ пріятелемъ м-ра Домби и, раскланиваясь очень вѣжливо, поспѣшилъ вынуть карточку и вручилъ свой адресъ м-ру Каркеру, который взамѣнъ подалъ ему свой. Съ этимъ они разстались.

М-ръ Каркеръ тихимъ шагомъ поѣхалъ подлѣ дома и пристально смотрѣлъ на окна, стараясь разглядѣть черезъ гардины задумчивое лицо, обращенное въ эту минуту на розовыхъ дѣтей въ противоположномъ домѣ. Діогенъ въ эту же минуту вскарабкался на окно и, выпучивъ глаза на проѣзжавшаго всадника, залаялъ немилосердно, какъ будто хотѣлъ изорвать его въ клочки, выпрыгнувъ на улицу съ третьяго этажа.

Хорошо, Діогенъ, хорошо. Защищай свою госпожу. Голова твоя всклокочена, глаза сверкаютъ, зубы наострились — браво, чуткій песъ! Ва-ззы ва-ззы.

Флоренса жила одна въ огромномъ мрачномъ домѣ. День проходилъ за днемъ, a она все жила одна, и пустыя стѣны, какъ змѣиныя головы Горгоны, леденили ее мертвящимъ взглядомъ, угрожавшимъ превратить въ камень ея молодость и красоту.

Ни одинъ волшебный замокъ, созданный сказочнымъ воображеніемъ въ дремучемъ лѣсу, среди болотъ и пропастей, не былъ столь одинокъ и запущенъ, какъ домъ м-ра Домби въ его угрюмой дѣйствительности. По ночамъ, когда яркій свѣтъ струился изъ сосѣднихъ оконъ, онъ казался темнымъ пятномъ среди улицы; днемъ, между другими зданіями, онъ хмурился, какъ рыцарь печальнаго образа, мрачный и дикій въ своей непроницаемой таинственности.

Не было здѣсь двухъ свирѣпыхъ драконовъ, стерегущихъ входъ передъ теремомъ угнетенной невинности; но на этихъ страшныхъ воротахъ каждый, казалось, читалъ адскую надпись: "Оставьте всякую надежду вы, которые входите сюда". Весь домъ былъ до такой степени запущенъ, что мальчишки безпрепятственно чертили мѣломъ разныя фигуры на мостовой и на перилахъ и рисовали чертенятъ съ рогами и хвостомъ на стѣнахъ конюшни. Случалось, м-ръ Таулисонъ разгонялъ неугомонныхъ шалуновъ, и тогда взамѣнъ они принимались рисовать самого м-ра Таулисона съ длинными ушами, торчавшими изъ-подъ его шляпы. Никакого шуму, никакого движенія подъ запустѣлой кровлей. Странствующіе музыканты съ мѣдными трубами не осмѣливались прогудѣть ни одной ноты передъ этими окнами; прыгающіе савояры и шарманщики съ вальсирующими маріонетками бѣгали, какъ отъ чумы, отъ запустѣлаго жилища.

Заколдованный домъ спитъ непробуднымъ сномъ цѣлые вѣка, но злой волшебникъ, по крайней мѣрѣ не лишаетъ его обыкновенной свѣжести. Чары надъ домомъ м-ра Домби имѣютъ опустошительное дѣйствіе. Тяжелыя занавѣсы утратили свои прежнія формы и повисли, какъ могильные саваны; зеркала потускнѣли; фигуры на коврахъ полиняли, какъ память минувшихъ событій; половицы покоробились и трещали отъ непривычныхъ шаговъ; ключи покрылись ржавчиной въ замкахъ дверей. Сырость расползлась по стѣнамъ и затмила фамильные портреты. Плѣсень съ гнилью забралась въ чуланы и погреба. Пыль накопилась во всѣхъ углахъ, неизвѣстно какъ и откуда. Пауки, моль и черви распложались съ каждымъ днемъ. Любознательный жукъ, самъ не зная какъ, попадалъ на лѣстничныя ступени или пробирался въ верхнія комнаты. Крысы поднимали страшный гвалтъ по ночамъ и визжали въ темныхъ галлереяхъ, прокопанныхъ ими подъ панелями.

Мрачное великолѣпіе парадныхъ комнатъ, полуосвѣщенныхъ сомнительнымъ свѣтомъ, пробивавшимся чрезъ затворенныя ставни, довольно хорошо соотвѣтствовало типу заколдованнаго замка. Почернѣвшія лапы вызолоченныхъ львовъ, свирѣпѣвшихъ изъ-подъ своихъ чехловъ; мраморныя очертанія бюстовъ на пьедесталахъ, страшно выглядывавшихъ изъ своихъ потускнѣвшихъ покрывалъ; часы, которые никогда не были заводимы, a если какъ-нибудь заводились — били неземныя числа, которыхъ не было на циферблатѣ; случайныя брянчанія висѣвшихъ люстръ, возвѣщавшихъ фальшивую тревогу, какъ набатныя трещотки, и безобразныя группы другихъ фантастическихъ фигуръ, нахлобученныхъ саванами, — все это довершало картину могильнаго очарованія.

Была въ заколдованномъ домѣ большая лѣстница, по которой хозяйскій сынъ спустился въ могилу. Теперь по ней никто не ходилъ, кромѣ Флоренсы. Были другія лѣстницы и галлереи, по которымъ тоже никто не проходилъ по цѣлымъ недѣлямъ. Были еще двѣ вѣчно запертыя комнаты, посвященныя блаженной памяти отжившихъ членовъ фамиліи. Носился слухъ — и всѣ ему вѣрили, кромѣ Флоренсы, — что по ночамъ бродитъ по пустымъ комнатамъ какая-то фигура, блѣдная и страшная, какъ выходецъ съ того свѣта.