Чарльз Диккенс - Домби и сын

Буря свирѣпѣла съ необыкновеннымъ неистовствомъ, и пронзительный вѣтеръ не умолкалъ ни на минуту. Деревянный мичманъ стоялъ теперь на прилавкѣ. Капитанъ, осушая его своими рукавами, погрузился въ грустное раздумье. Сколько лѣтъ, думалъ онъ, этотъ офицеръ былъ свидѣтелемъ тихихъ радостей и безмятежнаго спокойствія въ этомъ богоспасаемомъ пріютѣ! Проходили мѣсяцы, годы, десятки годовъ, и не было здѣсь никакихъ или почти никакихъ перемѣнъ; a потомъ вдругъ въ одинъ, почти въ одинъ день, все перевернулось вверхъ дномъ, и нѣтъ болѣе слѣдовъ счастливой жизни! Куда дѣвалось это общество маленькой гостиной, радушное, веселое, счастливое настоящимъ и еще болѣе будущимъ? въ прахъ разсѣялось оно, и не соберетъ его человѣческая сила. Куда дѣвались слушатели торжественной оды о любовныхъ похожденіяхъ капитанской дочки? Нѣтъ ихъ, и бѣдный пѣвецъ, круглый сирота среди милліона людей, ни для кого въ мірѣ не станетъ пѣть теперь эту балладу, и для свѣта погибнутъ навсегда эти высокіе мотивы, которыхъ никто и никогда не воспроизведетъ вѣрнѣе и эффектнѣе Куттля. Куда сокрылось теперь ясное лицо Вальтера Гэя? — Здѣсь капитанъ перенесъ свои рукава отъ мичманскаго мундира на собственныя щеки. Фамильный парикъ и пуговицы дяди Соля канули въ бездну вѣчности; Ричардъ Виттингтонъ полетѣлъ къ чорту; всѣ планы и проекты, въ связи съ деревяннымъ мичманомъ, лежатъ въ дрейфѣ, среди океана, безъ мачты и руля.

Такъ разсуждалъ капитанъ, поглаживая юнаго мичмана, отчасти въ забытьи, отчасти лаская его какъ стараго знакомца. Робъ, сидя на прилавкѣ, смотрѣлъ во всѣ широкіе глаза на своего хозяина и пятьсотъ разъ спрашивалъ себя, отчего y него такая безпокойная совѣсть? Нѣтъ сомнѣнія, думалъ Робинъ, много убійствъ лежитъ на этой душѣ, и зарѣзанныя жертвы не даютъ ей покоя. Внезапный стукъ въ дверь пробудилъ обоихъ мыслителей отъ нравственнаго усыпленія.

— Что такое? — спросилъ капитанъ тихимъ голосомъ.

— Кто-то стучится въ дверь, капитанъ.

Встревоженный капитанъ немедленно прокрался на цыпочкахъ въ гостиную и поспѣшно заперся на ключъ. Робинъ имѣлъ предписаніе встрѣтить посѣтителя на порогѣ, если бы онъ оказался въ женскомъ платьѣ; но такъ какъ стучавшая фигура прииадлежала, очевидно, къ мужскому полу, то Благотворительный Точильщикъ отворилъ дверь, и молодой джентльменъ, щегольски одѣтый, проворно вбѣжалъ въ магазинъ, довольный тѣмъ, что укрывается, наконецъ, отъ проливного дождя.

— Чортъ побери! шутить тутъ нечего: работа Борджесъ и компаніи, — проговорилъ вбѣжавшій джентльменъ, съ состраданіемъ осматривая свои панталоны, запачканные брызгами и грязью. — О, какъ ваше здоровье, м-ръ Гильсъ?

Привѣтствіе относилось^къ капитану, который теперь выплывалъ изъ гостиной, стараясь показать, но весьма неудачно, что выходитъ оттуда случайно.

— Благодарю васъ, — продолжалъ джентльменъ, не дожидаясь отвѣта, — я, слава Богу, совершенно здоровъ, и премного вамъ обязанъ. Мое имя — Тутсъ.

Капитанъ припомнилъ, что видѣлъ этого джентльмена въ церкви во время свадьбы, и сдѣлалъ ему поклонъ. М-ръ Тутсъ отвѣчалъ любезной улыбкой, но тутъ же пришелъ въ крайнее замѣшательство и, не зная, что дѣлать, ухватилъ капитанскую руку и пожималъ ее очень долго; затѣмъ, опять не зная, что дѣлать, схватилъ руку Точильщика и пожималъ ее самымъ дружескимъ образомъ.

— Ну такъ видите ли, м-ръ Гильсъ, если вамъ угодно, — началъ опомнившійся Тутсъ, — я пришелъ съ вами поговорить отъ имени Д. О. М., вы, разумѣется, знаете?

Капиганъ, сохраняя таинственный видъ, немедленно махнулъ крюкомъ въ маленькую гостиную, куда и послѣдовалъ за нимъ м-ръ Тутсъ.

— О, прошу извинить, совсѣмъ забылъ, — проговорилъ Тутсъ, между тѣмъ какъ капитанъ усаживался подлѣ камина, — вамъ не случалось слышать о Лапчатомъ Гусѣ, м-ръ Гильсъ?

— О какомъ гусѣ?

— О Лапчатомъ, м-ръ Гильсъ. Не знакомы ли вы съ нимъ?

Капитанъ отрицательно покачалъ головой. М-ръ Тутсъ объяснилъ, что упомянутый джентльментъ извѣстенъ во всей Англіи своимъ необыкновеннымъ искусствомъ, и есть тотъ знаменитый боксеръ, который опрокинулъ на повалъ шропшейрскаго силача. Но и это истолкованіе, по-видимому, не вразумило капитана.

— A вотъ онъ стоитъ на мостовой, если вамъ угодно, м-ръ Гильсъ. Вѣдь я съ нимъ пришелъ. Да ничего, пусть себѣ стоитъ; авось не промокнетъ!

— Сейчасъ прикажу его позвать, — сказалъ капитанъ.

— Ну, если вы такъ добры, что позволите ему посидѣть въ магазинѣ съ вашимъ молодымъ человѣкомъ, такъ оно, конечно, я очень радъ, потому что, видите ли, ему надобно беречь свои кости, a погода не совсѣмъ хороша. Въ костяхъ y него вся сила, м-ръ Гильсъ. Я кликну его самъ: онъ мигомъ явится.

М-ръ Тутсъ, выбѣжавъ къ дверямъ, послалъ на воздухъ соловьиный свистъ, и немедленно за этимъ сигналомъ вошелъ въ комнату стоическій джентльментъ въ косматой бѣлой бекеши, съ короткими волосами, со сплюснутымъ носомъ и значительной лысиной на головѣ.

— Садитесь-ка, Гусь, — сказалъ м-ръ Тутсъ.

Послушный Гусь выплюнулъ частицу соломы, ко торой онъ себя угощалъ, и забралъ въ ротъ остатокъ этого же лакомства.

— A не мѣшало бы теперь этакъ забористую порцію шнапсу, господа, какъ вы думаете? — возгласилъ Гусь, не обращаясь ни къ кому въ особенности. — Погода, что называется, демонская, и меня, съ вашего позволенія, промочило до костей.

Капитанъ поспѣшилъ подать рюмку рому.

— За ваше здоровье, господа! — возгласилъ, Гусь, закинувъ голову назадъ и выливая въ себя живительную влагу, какъ въ пустую бочку.

М-ръ Тутсъ и капитанъ вошли опять въ гостиную и заняли свои мѣста передъ каминомъ.

— М-ръ Гильсъ…

— Стой! — заревѣл› капиганъ. — Мое имя Куттль.

М-ръ Тутсъ былъ приведенъ въ величайшій испугъ; между тѣмъ капитанъ скороговоркой продолжалъ:

— Капитанъ Куттль мое имя, Англія моя родина, здѣсь мѣсто жительства, и да благословенъ будетъ Ботъ отцевъ нашихъ нынѣ и присно и во вѣки. Отыскать въ книгѣ Іова и положить закладку.

— О, неужели я не могу видѣть м-ра Гильса? неужели?…

— Если бы вы, молодой джентльменъ, — выразительно началъ капитанъ, положивъ свою увѣсистую руку на колѣни м-ра Тутса, — могли увидѣть старика Соля, замѣтьте это, собственными глазами, какъ сидите теперь здѣсь, замѣтьте это, приходъ вашъ доставилъ бы мнѣ больше отрады, чѣмъ попутный вѣтеръ для корабля въ штилѣ. Но вамъ нельзя видѣть Соломона Гильса. A почему нельзя вамъ видѣть Соломона Гильса? — продолжалъ капитанъ, замѣчая по лицу джентльмена глубокое впечатлѣніе, произведенное на его душу, — потому что онъ невидимъ.

Озадаченный м-ръ Тутсъ имѣлъ намѣреніе замѣтить, что это ничего, но тутъ же опомнился и, поправляя себя, воскликнулъ:

— О, Господи, твоя воля!

— Да, воля Господня, конечно, его святая воля, a старика Соля все-таки не видать намъ съ вами, какъ своихъ ушей. Онъ поручилъ мнѣ письменнымъ документомъ хранить и опекать всѣ его вещи, и хотя мы жили съ нимъ душа въ душу, какъ единоутробные братья, a все-таки я не больше вашего знаю, куда онъ ушелъ и зачѣмъ онъ ушелъ. Можетъ онъ, ищетъ племянника, a можетъ, давнымъ давно свернулъ себѣ шею. Въ одно утро на разсвѣтѣ бултыхнулъ онъ черезъ бортъ — и поминай какъ звали! Я искалъ его на водѣ и на землѣ, смотрѣлъ, прислушивался, щупалъ — сгинулъ старикъ Соломонъ, и нѣтъ мнѣ покою съ того самого часа ни днемъ, ни ночью. Такъ-то, молодой человѣкъ!