Чарльз Диккенс - Домби и сын

Тотчасъ же по прибытіи въ этотъ домъ, миссъ Тутсъ схватила на руки чьего-то ребенка, усѣлась съ нимъ на ступени лѣстницы и принялась его лелѣять, цѣловать, миловать и няньчить съ необыкновеннымъ, истинно-материнскимъ восторгомъ. Флоренса была тутъ же съ потупленною головою, и трудно было сказать, кто былъ милѣе для м-съ Тутсъ, мать или ребенокъ, или кто изъ нихъ былъ нѣжнѣе, Флоренса къ м-съ Тутсъ или м-съ Тутсъ къ Флоренсѣ, или обѣ онѣ къ невинному младенцу.

— Папенька вашъ очень боленъ, душечка миссъ Флой? — спросила Сусанна.

— Очень, очень боленъ, — сказала Флоренса. — Сусанна, другъ мой, пожалуйста, не называйте меня моимъ старымъ именемъ. A это что? — воскликнула Флоренса, бросивъ изумленный взглядъ на ея костюмъ. — Старое платье, моя милая? старая шляпка, букли, все старое?

Сусанна залилась слезами и покрыла поцѣлуями маленькую ручку своей безцѣнной, несравненной горлинки, миссъ Флой.

— Позвольте вамъ объяснить, въ чемъ дѣло, милая миссъ Домби, — сказалъ м-ръ Тутсъ, выступая впередъ. — Моя жена, что называется, самая экстраординарная дама, и ужъ я право не знаю, кто можетъ сравниться съ ней въ этомъ отношеніи. Еще прежде, чѣмъ вы обвѣнчались, да и послѣ, она говорила тысячу разъ, что, когда бы вы ни воротились домой, она будетъ приходить къ вамъ не иначе, какъ въ томъ самомъ платьѣ, въ которомъ вы привыкли ее видѣть. Она, видите ли, боится, какъ бы вы не стали меньше ее любить, если она перемѣнитъ свой костюмъ. Да и то сказать, это платье къ ней отлично идетъ, и я ее обожаю въ немъ. Милая миссъ Домби, пусть она будетъ опять вашей горничной, нянькой, всѣмъ, чѣмъ была прежде, какъ будто въ ея жизни не случилось никакихъ перемѣнъ. Да только вотъ что, Сусанна, — заключилъ м-ръ Тутсъ, говорившій съ большимъ одушевленіемъ и чувствомъ, — объ одномъ прошу тебя, мой ангелъ, помни, сдѣлай милость, докторскій совѣтъ, и не надсажайся слишкомъ много!

Слишкомъ нуждалась въ посторонней помощи Флоренса Гэй, и присутствіе въ ея домѣ старой подруги было для нея безцѣнной отрадой. Ея отецъ былъ боленъ. Смерть стояла y его изголовья. Потрясенный страшными воспоминаніями прошедшей жизни, старикъ не выдержалъ разнородныхъ ощущеній и въ самый день пріѣзда въ домъ своей дочери слегъ въ постель. Съ этой поры м-ръ Домби не поднималъ головы, и съ этой же поры руки Флоренсы были постоянно къ его услугамъ.

Она всегда была съ нимъ, и онъ всегда ее узнавалъ, хотя нерѣдко, томимый бредомъ, путалъ обстоятельства, при которыхъ съ нею говорилъ. Такъ иной разъ ему казалось, будто его сынъ только что умеръ, и онъ говорилъ, будто видѣлъ, какъ его маленькая дочь, не смыкая глазокъ, день и ночь покоила и лелѣяла умирающаго ребенка. Видѣлъ это м-ръ Домби и стоналъ, и плакалъ навзрыдъ, и прижималъ къ подушкѣ свою несчастную голову. Иногда онъ къ ней самой обращался съ вопросомъ:

— Гдѣ Флоренса?

— Я здѣсь, папенька, здѣсь я.

— Я не знаю ея, — вопилъ измученный старикъ. — Мы такъ давно разстались, что я не узнаю моего собственнаго дѣтища!

И Флоренсѣ стоило большихъ трудовъ успокаивать взволнованнаго старика и осушать его слезы. Случалось, м-ръ Домби цѣлые часы бредилъ своими старыми торговыми предпріятіями, и Флоренса въ такихъ случаяхъ обыкновенно теряла изъ виду нить его размышленій. Онъ повторялъ наивный вопросъ своего сына младенца: "Что такое деньги?" и размышлялъ, и обдумывалъ, и разсуждалъ съ самимъ собою болѣе или менѣе связно, пріискивая основательный отвѣтъ, какъ будто до той минуты никогда никто не спрашивалъ его объ этой важной статьѣ. Затѣмъ, продолжая вдумываться, онъ двадцать тысячъ разъ повторялъ титулъ своей старинной фирмы и при каждомъ разѣ повертывалъ на подушкѣ свою усталую голову. Случалось также, онъ считалъ своихъ дѣтей — разъ — два — стой; разъ — два — стой, и повторялъ эту прогрессію до безконечности.

Но все это происходило при особенно угнетенномъ состояніи его духа. Во всѣхъ другихъ фазахъ своей болѣзни онъ постоянно обращался къ Флоренсѣ; онъ припоминалъ ту ночь, когда Флоренса приходила въ его кабинетъ, воображалъ, что его сердце сокрушилось отъ тоски, что онъ пошелъ за нею слѣдомъ и безполезно отыскиваетъ ее въ пустыхъ и разоренныхъ комнатахъ огромнаго дома. Смѣшивая это время съ послѣдними днями своей дикой и отчужденной жизни, онъ дивился безчисленнымъ слѣдамъ человѣческихъ ногъ и старался между ними разглядѣть поступь своей дочери. Вдругъ, мерещились ему въ зеркалахъ какія-то страшныя картины дикихъ людей съ орудіями смерти на груди. Затѣмъ виднѣлся слѣдъ Флоренсы. Вотъ она подходитъ ближе и ближе, и м-ръ Домби снова начинаетъ считать слѣды, взбираясь на верхушку какойто огромной башни съ безчисленными билліонами ступеней.

Однажды м-ръ Домби спросилъ, не слышалъ ли онъ на этихъ дняхъ голоса Сусанны.

— Да, папенька, Сусанна здѣсь. Угодно вамъ ее видѣть?

М-ръ Домби отвѣчалъ, что очень угодно, и Сусанна, не безъ нѣкотораго страха, явилась y его постели.

Взглядъ на эту особу, казалось, доставилъ ему большое удовольствіе, и онъ просилъ ее не уходить.

— Прощаю васъ, мой другъ, за все и во всемъ, — говорилъ м-ръ Домби, очевидно, еще не знавшій блистательной перемѣны въ судьбѣ этой дѣвицы. — Останьтесь съ нами. Флоренса и я совсѣмъ перемѣнились, и мы очень счастливы.

И говоря это, м-ръ Домби цѣловалъ маленькую головку, лежавшую на подушкѣ подлѣ него.

Такъ продолжалось нѣсколько недѣль. М-ръ Домби представлялъ на своей постели слабое подобіе человѣка, говорившаго такимъ тихимъ голосомъ, что его можно было разслышать не иначе, какъ прислонившись ухомъ къ его губамъ. Мало-по-малу онъ успокоился. Его, очевидно, начинало забавлять, что онъ лежитъ здѣсь подлѣ открытаго окна, смотритъ поутру на лѣтнее небо и деревья, любуется вечеромъ закатомъ солнца и наблюдаетъ съ какой-то симпатіей тѣни облаковъ и листьевъ. Это въ самомъ дѣлѣ забавно: свѣтъ и жизнь никогда ему не представлялись съ этой точки зрѣнія, и было ясно, что м-ръ Домби возрождается къ новому бытію.

Онъ началъ теперь обнаруживать, что усталость Флоренсы его безпокоитъ, и часто, подозвавъ ее къ себѣ, говорилъ:

— Ступай, моя милая, отдохни, погуляй. Свѣжій воздухъ для тебя необходимъ. Ступай къ своему доброму мужу!

Однажды, когда Вальтеръ былъ въ его комнатѣ, онъ подозвалъ его къ себѣ и, крѣпко пожимая его руку, увѣрялъ, что можетъ умереть спокойно, такъ какъ ему извѣстно, что Флоренса съ нимъ всегда будетъ счастлива.

Разъ вечеромъ, на закатѣ солнца, Флоренса и Вальтеръ сидѣли въ его комнатѣ, такъ какъ онъ иривыкъ ихъ видѣть вмѣстѣ. Флоренса няньчила своего ребенка и, убаюкивая его, запѣла ту самую пѣсню, которую такъ часто слышалъ отъ нея умершій братъ. М-ръ Домби не выдержалъ, онъ протянулъ къ дочери трепещущую руку и просилъ перестать; но на другой и въ слѣдующіе дни онъ самъ просилъ ее повторять какъ можно чаще этотъ романсъ, и онъ вслушивался въ голосъ дочери, отвернувъ отъ нея свое лицо.