Сомерсет Моэм - Совращение

Иногда она шокировала его. Нил постепенно привыкал к откровенности, с которой она восхищалась его внешностью, и когда она говорила, что он прекрасен, как юный норвежский бог, и бровью не поводил. Лесть отскакивала от него, как горох — от стены. Но ему не нравилось, когда она проводила рукой, большой, но очень мягкой, с ласковыми пальцами, по его кудрям, или, улыбаясь, по гладкому лицу. Нил терпеть не мог, когда ему ерошили волосы или прикасались к лицу.

Он бы предпочел, чтобы у Дарьи не было столь малоприятных привычек, но причину Нил видел в том, что она — русская. Зато ее компания ему очень нравилась. Разговоры с ней, образно говоря, будоражили, как шампанское. Говорить она могла на любую тему. И говорила не как мужчина. С мужчиной обычно знаешь, что он тебе скажет, но с ней такого не случалось. А ее интуиция поражала. Она дарила идеи. Не давала лениться уму и распаляла воображение. Нил чувствовал, что живет, как никогда, полной жизнью. Он словно поднимался на горные пики, и перед ним открывались необъятные горизонты духа. В этих разговорах практически не находилось места хваленому здравому смыслу. Во многом она была самой умной женщиной из всех, с кем ему доводилось встречаться. А кроме того, она была женой Ангуса Манро.

Если к Дарье претензий у него хватало, то к Манро не находилось ни одной, и ее достоинства в немалой степени поблекли бы, если б не подпитывались безмерным восхищением, которое вызывал у него Ангус. Перед ним Нил преклонялся. Никто и никогда не вызывал у него таких чувств. Здравомыслящий, уравновешенный, терпимый. Именно таким, повзрослев, Нил и хотел стать. Манро говорил мало, но всегда по делу. Слова его переполняла мудрость. Его отличал суховатый юмор, который Нил понимал. В сравнении с ним крепкие мужские шутки в клубе выглядели пресными. Добрый и терпеливый, он всегда держался с достоинством, исключающим всякую фамильярность, но без надменности или напыщенности. На любой вопрос отвечал честно, говорил правду и только правду. И Манро-ученый восхищал Нила ничуть не меньше, чем Манро-человек. К работе он подходил творчески, старался все проверить, ничего не упустить. И пусть его более всего увлекали научные исследования, он добросовестно занимался и музейной рутиной, а также изучал мимикрию и передал Нилу свою увлеченность этой вызывающей много споров проблемой. Они говорили о ней часами. Нил поражался эрудиции куратора, обладавшего энциклопедическими знаниями, и Нилу оставалось только стыдиться своего невежества. Но энтузиазм Манро становился особенно заразительным, когда он говорил об экспедициях в глубь острова для сбора экспонатов для коллекции музея. Вот где начиналась настоящая жизнь. Там приходилось сталкиваться с трудностями, лишениями, иногда даже с опасностью, но все эти неудобства с лихвой компенсировались восторгом от находки редкого, а то и вовсе не известного науке вида, красотой природы, возможностью непосредственного наблюдения за всеми ее созданиями, а главное, ощущением полного освобождения от пут цивилизации. Именно для таких экспедиций Манро и потребовался помощник. Он занимался исследовательской работой, прервать которую на несколько недель обычно не представлялось возможным, а Дарья всегда отказывалась сопровождать его. Джунгли вызывали у нее необъяснимый ужас. Она боялась диких животных, змей, ядовитых насекомых. И хотя Манро вновь и вновь убеждал ее, что зверь никогда не нападает первым, если только не преследовать его или не напугать, она не могла переступить через этот подсознательный страх. Манро не любил оставлять ее одну. Местное общество она не жаловала, и он понимал, какой скучной становилась ее жизнь в его отсутствие. Однако султан активно интересовался естествознанием и желал, чтобы музей максимально полно отражал животный мир его страны. В очередную экспедицию Манро намеревался отправиться вместе с Нилом, чтобы ввести его в курс дела, и планы этой экспедиции они обсуждали не один месяц. Нил с нетерпением дожидался дня, когда им предстояло двинуться в джунгли. Пока же учил малайский и уже немного понимал диалекты, которые могли оказаться полезными в будущих экспедициях.

Как-то дождь лил целый день, не прекращаясь, но около шести вечера Нил не выдержал, надел макинтош и отправился в клуб. Народ еще не собрался, только Резидент, по фамилии Тревельян, сидел в кресле и читал какой-то журнал. Высокий, полный, с коротко стриженными седыми волосами и красным лицом комического актера, он обожал любительские спектакли, где, обычно играя циничных герцогов или остроумных дворецких, ходил в холостяках, но, по слухам, приударял за девицами, а перед обедом любил выпить джина с горькой настойкой. Должность свою он получил благодаря дружбе с султаном. Требовательностью не отличался, зато самодовольства у него хватало, любил и поговорить, к работе относился с прохладцей, но хотел, чтобы все шло гладко и без скандалов. И хотя компетентности ему явно недоставало, в обществе его любили за легкий нрав и гостеприимство. Увидев Нила, Резидент дружелюбно кивнул ему…

— Ну, молодой человек, как сегодня ведут себя жучки-паучки?

— Жалуются на погоду, сэр, — серьезно ответил Нил.

— Ха-ха!

Несколько минут спустя в клуб вошли Уэринг, Джонсон и еще один мужчина, Бишоп, сотрудник Государственной службы. Нил не играл в бридж, поэтому Бишоп подошел к Резиденту.

— Не составите нам компанию, сэр? — спросил его. — Сегодня в клубе никого нет.

Резидент оглядел остальных.

— Хорошо. Только дочитаю статью и присоединюсь к вам. Снимите за меня и сдавайте. Мне нужно каких-то пять минут.

Нил подошел к трем мужчинам.

— Уэринг, я очень благодарен вам за ваше предложение переехать к вам, но все-таки не перееду. Манро предложили мне поселиться у них насовсем.

Лицо Уэринга расплылось в широкой улыбке.

— Это ж надо.

— А что я вам говорил? — подал голос Бишоп.

— Мальчика я не виню, — ответил ему Уэринг.

Их тон Нилу определенно не понравился.

— О чем это вы говорите, черт побери? — воскликнул он.

— Да перестаньте, — отмахнулся Бишоп. — Мы знаем нашу Дарью. Вы — не первый красавчик, с которым у нее шашни, и, наверняка, не последний.

Едва эти слова успели сорваться с его губ, как Нил нанес молниеносный удар и угодил в лицо Бишопу, который мешком рухнул на пол. Джонсон подбежал к Нилу и ухватил его за талию.

— Отпустите меня! — кричал Нил. — Если он не возьмет свои слова назад, я его убью.

Резидент, потревоженный шумом, поднял голову, встал и, тяжело ступая, направился к молодым людям.

— В чем дело? Что происходит? Какую игру вы затеяли, мальчики?

Джонсон тут же отпустил Нила, Бишоп поднялся с пола, а Резидент, хмурясь, строго спросил: