Герман Мелвилл - Ому

Прибавив шагу, мы с доктором спустились, наконец, в зеленую прохладную лощину среди гор. Со всех сторон струились бесчисленные ручьи, огромные величавые деревья, на мшистых стволах которых сверкали капельки воды, отбрасывали густую тень. Как это ни странно, но мы не обнаружили здесь никаких следов дикого рогатого скота. Не слышалось ни звука, не видно было ни единой птицы, ни единый лист не шевелился в неподвижном воздухе. Полная пустынность и тишина действовали угнетающе; несколько мгновений мы всматривались в полумрак, но, ничего не увидев, кроме выстроившихся рядами темных неподвижных стволов, поспешно пересекли лощину и стали подниматься по крутому склону противоположной горы.

Пройдя половину пути до вершины, мы остановились в том месте, где холмики земли у корней трех пальм образовали нечто вроде удобного дивана: сидя на нем, мы смотрели вниз на лощину, казавшуюся нам теперь сплошной темно-зеленой чащей. Тут мы достали маленькую тыквенную бутыль с «пои» [109] Пои (полинез.) — пища, еда. (Прим. выполнившего OCR.) — прощальный подарок Тонои. Поев как следует, мы раздобыли при помощи двух палочек огонь и, развалившись, закурили, чувствуя, как с кольцами дыма нас покидает усталость. Наконец, мы заснули и проснулись лишь тогда, когда солнце опустилось так низко, что его лучи падали на нас сквозь листву.

Поднявшись, мы продолжали путь и, достигнув вершены горы, очутились, к нашему удивлению, перед озером и деревней Тамаи. Мы считали, что до них еще добрая лига. Над тем местом, где мы стояли, желтый закат еще не погас, но внизу на долину уже наползали длинные тени, а покрытое рябью зеленое озеро отражало дома и деревья точно такими, какими они стояли вдоль его берегов. Несколько маленьких пирог, привязанных тут и там к выступавшим из воды столбикам, танцевали на волнах; какой-то одинокий рыбак греб к травянистому мысу. Перед домами виднелись группы туземцев; одни растянулись во весь рост на земле, другие лениво прислонились к бамбуковым стенам.

С гиканьем и криком мы бежали вниз по холму, а жители деревни вскоре поспешили нам навстречу посмотреть, кто это к ним явился. Когда мы приблизились, они столпились вокруг нас, горя любопытством поскорее узнать, что привело «кархоури» в их мирные края. После того как доктор разъяснил им чисто дружественную цель нашего посещения, они приняли нас с истинно таитянским гостеприимством, указав на свои дома и заверив, что они в нашем распоряжении до тех пор, пока мы пожелаем в них оставаться.

Нас поразил вид этих людей: и мужчины и женщины казались гораздо здоровей по сравнению с островитянами, жившими у бухт. Что касается девушек, то они были застенчивей и скромней, аккуратней одеты и значительно свежей и красивей, чем девицы на побережье. Как жалко, думал я, что таким очаровательным созданиям приходится прозябать в этой глухой долине.

Первый вечер мы провели в доме Рарту, гостеприимного старого вождя. Дом стоял на самом берегу озера, и, сидя за ужином, мы смотрели сквозь шелестящую завесу листвы на освещенную звездами водную гладь.

Следующий день мы посвятили прогулкам и ознакомились с маленькой счастливой общиной, почти не знавшей тех многочисленных прискорбных зол, от которых страдало остальное население острова. Кроме того, люди здесь были больше заняты. К моему удивлению, в нескольких домах занимались выделкой таппы. Европейские ситцы встречались редко, и вообще всякого рода изделий иностранного происхождения было мало.

Жители Тамаи формально были христианами, но так как они находились далеко от духовных властей, то не очень ощущали бремя религии. Нам рассказывали даже, что в их долине еще продолжали тайно развлекаться языческими играми и плясками.

Надежда увидеть старинный «хевар» (таитянский танец) была одной из побудительных причин, приведших нас туда; поэтому, обнаружив, что Рарту не слишком строг в своих религиозных взглядах, мы сообщили ему о нашем желании. Сначала он колебался и, пожимая плечами, как француз, заявлял, что это невозможно — попытка связана со слишком большим риском и может доставить неприятности ее участникам. Но, опровергнув все доводы, мы убедили его в осуществимости нашей затеи, и «хевар», настоящий языческий праздник, был назначен на тот же вечер.

Видимо, в Тамаи имелись дурные люди — доносчики, а потому приготовления к танцам происходили в большой тайне.

Часа за два до полуночи Рарту вошел в дом и, накинув на нас плащи из таппы, велел следовать за собой на некотором расстоянии и до выхода из деревни скрывать лица. Захваченные такой таинственностью, мы повиновались. Наконец, сделав большой крюк, мы вышли к дальнему берегу озера. Там раскинулась широкая влажная от росы поляна, освещенная полной луной и сплошь поросшая мелким папоротником. Поляна подступала к самой воде; напротив виднелись дома деревни, блестевшие среди рощ.

На краю поляны близ деревьев тянулся на сотни футов разрушенный каменный помост, где некогда стоял храм Оро. Теперь там не было ничего, кроме грубой хижины, построенной на самой нижней террасе. Ею, очевидно, пользовались в качестве «таппа херри» — помещения для изготовления туземной ткани.

Сквозь бамбуковую стену мерцал свет, отбрасывавший на землю длинные столбики тени. Слышались также голоса. Мы поднялись к хижине и, заглянув внутрь, увидели танцовщиц, которые готовились к выступлению. Там было около двадцати девушек; их охраняли уродливые старые карги — настоящие дуэньи. Долговязый Дух предложил последних выпроводить, но Рарту сказал, что из этого ничего не выйдет, и пришлось примириться с их присутствием.

Мы настаивали, чтобы нам открыли дверь, которую все время держали на запоре; однако после громкого спора с одной из находившихся внутри старых ведьм наш провожатый пришел в беспокойство и посоветовал прекратить шум, не то все будет испорчено. Затем он предложил нам в ожидании представления отойти подальше, так как девушки, по его словам, не хотели быть узнанными. Больше того, он взял с нас обещание не двигаться с места, пока «хевар» не закончится и танцовщицы не удалятся.

Мы с нетерпением ждали. Наконец, они появились. На них были короткие туники из белой таппы, а в волосах гирлянды цветов. Одновременно вышли и дуэньи, остановившиеся кучкой возле самого дома, между тем как девушки сделали несколько шагов вперед. Через мгновение две из них, самые высокие, уже стояли рядом посреди круга, который образовали остальные, взявшись за руки. Все это было проделано в полной тишине.

И вот обе девушки сплетают руки над головой и, восклицая «Ахлу! ахлу!», ритмично двигают ими из стороны в сторону.