Джордж Мередит - Испытание Ричарда Феверела

— Шесть, семь, восемь, девять яиц, — заметил Адриен, оглядев накрытый стол.

— Почему же он ни слова не написал? Почему не ответил ни на одно мое письмо? Но теперь ты здесь, и я уже спокоен. Он хочет нас видеть, не правда ли? Сегодня же вечером мы приедем. В одиннадцать у меня гонки; на моей яхточке… я назвал ее «Блендиш» — с Фредом Карри, который пойдет на «Бегуме» [115] Бегума — обращение к знатной даме в Индии, соответствующее русскому «госпожа»; в европейском употреблении — индийская княгиня, знатная дама. . Я должен обогнать его, но, независимо от этого, вечером я все равно поеду. Что нового? Что они все там делают?

— Милый мой мальчик! — ответил Адриен, усаживаясь поудобней. — Дай мне возможность уравнять наши силы, прежде чем я приступлю к моему рассказу. Для человека неженатого хватит и половины этих яиц, ну а потом мы поговорим. Все они там живы — и здоровы, насколько я в силах вспомнить после той встряски, которую этим утром пришлось претерпеть моему пустому желудку. Я приехал сюда с первым пароходом, и море, да, море заставило меня полюбить матерь нашу землю и возжаждать ее плодов.

Ричард ерзал в нетерпении, сидя напротив своего невозмутимого кузена.

— Адриен! Что он говорил, когда узнал об этом? Я хочу в точности знать, какие он говорил слова.

— Об этом хорошо сказано одним мудрецом, сын мой: «Речь — это разменная монета молчания» [116] Афоризм принадлежит Мередиту, который, возможно, так перефразировал пословицу «Слово — серебро, молчание — золото». . Он сказал еще меньше, чем я говорю сейчас.

— Так вот как он все это принял! — вскричал Ричард и погрузился в раздумье.

Вскоре стол был накрыт заново, горничная принесла поднос с яйцами, а следом за ней вошла Люси и, сняв капор, уселась за стол, чтобы вести себя как умелая хозяйка и разливать чай.

— Ну вот сейчас-то мы и начнем, — сказал Адриен, в веселой задумчивости разбивая яйцо; однако выражение его лица быстро сделалось страдальческим, и это встревожило хозяйку, тем более что гость старался не показать виду, что чем-то озабочен. Неужели же яйцо оказалось тухлым? Какой ужас! Люси следила за его движениями и, трепеща, ждала, что он скажет.

— Это яйцо варилось три и три четверти минуты, — заметил он, перестав наконец на него смотреть.

— Боже ты мой! — вскричала Люси. — Я ровно столько варила их сама. Ричард такие любит. А вы любите вкрутую, мистер Харли?

— Как раз наоборот, я люблю всмятку. Две с половиной минуты, или самое большее — две и три четверти. Яйцо никогда не должно слишком быстро твердеть… этого не должно быть никогда. Три минуты — это уже крайнее безрассудство.

— Если бы Ричард меня предупредил! Если бы я только знала, — горестно восклицала молодая хозяйка, кусая губы.

— Не следует думать, что он будет обращать внимание на такие мелочи, — сказал Адриен, заставляя себя улыбнуться.

— Черт побери! Но ведь у нас еще сколько угодно яиц в доме! — закричал Ричард и принялся яростно звонить.

— Ну конечно же! — обрадовалась Люси, выскакивая из-за стола. — Сейчас пойду и сварю несколько штук в точности так, как вы любите. Пожалуйста, позвольте мне это сделать, мистер Харли.

Адриен остановил ее движением руки.

— Нет, — сказал он, — я буду следовать вкусам Ричарда. И да пошлют мне небеса такое же хорошее пищеварение, как у него!

Люси печально взглянула на Ричарда, который разлегся на диване и взвалил все тяготы гостеприимства ей на плечи. История с варкой яиц была не очень-то обнадеживающим началом, однако ее горячего желания понравиться Адриену процедура эта нисколько не остудила, и молодая женщина искренне восхищалась его самоотречением. Она боялась, что, если в силу какой-нибудь несчастной случайности она разочарует этого славного вестника мира, то ей неминуемо грозит беда; и вот она сидит напротив него, и брови над ее улыбающимися голубыми глазами нахмурены; незаметно для него она изучала все повадки круглолицего эпикурейца, стараясь выведать нечто такое, что потом поможет ей снискать его милость.

«Нет, он не сочтет меня застенчивой и глупой», — думала она. И в самом деле Адриен изумился, обнаружив, что она может весело болтать и в то же время делать что-то полезное, а не только быть украшением дома. Не успел он расправиться с поданным ему яйцом, как на столе сразу появилось еще два только что сваренных — уже по его вкусу. Она сумела спокойно отдать все распоряжения служанке, и все обошлось без шума и суеты. Очень может быть, что недовольство у него на лице при виде этих злосчастных яиц было в какой-то степени напускным, и ее женский инстинкт, притом что у нее не было никакого жизненного опыта, подсказал ей, что он прибыл в их райскую обитель, заранее настроив себя на то, что ему все тут не понравится. За этими подвижными бровями скрывалась способность разгадать мудрого юношу и сразиться с ним.

Она сама частично догадалась о том, сколь многого ей удалось достичь, когда Адриен сказал:

— Ну теперь вот я уже готов ответить на твои вопросы, мой дорогой, и этим я обязан стараниям миссис Ричард, — тут он поклонился ей, и это было с его стороны первым шагом в признании законности ее прав. Люси вся трепетала от радостного волнения.

— Ну вот и прекрасно! — вскричал Ричард и, откинувшись, принял непринужденную позу.

— Прежде всего Пилигрим потерял свою записную книжку, его убедили предложить счастливцу, который найдет ее, вознаграждение, которого тому хватит, чтобы беззаботно прожить до конца своих дней. Бенсон… непревзойденный Бенсон покинул Рейнем. Никто не знает, куда он уехал. Предполагают, что единственный оставшийся в живых член секты Великой Догмы вступил в фазу полного затмения и затмила его женщина.

— Бенсон исчез? — в изумлении воскликнул Ричард. — Что за страшные времена наступили после того, как я уехал из Рейнема!

— То-то и есть, мой дорогой. Медовый месяц — это Магометова минута или, скажем, ведро персидского царя [117] Имеются в виду две притчи, которыми английский писатель Джозеф Аддисон (1672–1719) иллюстрировал в сатирико-нравоучительном журнале «Зритель» (1711, № 94) свое популярное изложение современных ему идеалистических представлений о времени. В первой, источником которой он ошибочно указал Коран, рассказывается о том, как однажды утром архангел Гавриил, подняв пророка Мухаммеда (Магомета) с постели, вознес его на Небо через семь небес, через ад и рай, показав их ему во всех подробностях; затем Магомет 90 ООО раз беседовал с Аллахом, и, когда после этого был возвращен на землю, его постель была еще теплой, а из опрокинутого при отправлении в путь кувшина не успела вытечь вода. Во второй притче мудрец предлагает египетскому султану, насмехающемуся над этим рассказом, окунуть голову в ведро с водой. В этот короткий промежуток времени султан успевает в своем воображении прожить долгую жизнь, наполненную разнообразными событиями. , о котором рассказывают: «Стоит опустить в него голову, как потом ты, вытащив ее из воды, узнаешь, что прошла целая жизнь». Словом, твой дядюшка Алджернон все еще ищет свою потерянную ногу, я бы даже сказал, вприпрыжку. У твоего дядюшки Гиппиаса появился новый, на редкость загадочный симптом; губительное влияние свадебного торта на нос. С тех пор как ты великодушно ему этот торт прислал, он, хоть и заявляет, что ни разу к нему не прикоснулся, обуреваем навязчивою мыслью, что нос его вырос до гигантских размеров, и, уверяю тебя, он проявляет поистине девическую робость в тех случаях, когда ему, например, надо протиснуться за ним в дверь [118] Обыгрывается английское выражение «идти за своим носом» (to follow one's nose), то есть руководствоваться чутьем, инстинктом. . Он жалуется на то, что нос его сделался ужасно тяжелым. Мне пришло в голову, что на носу у него восседает обернувшийся невидимкою Бенсон. Он то и дело в тревоге ощупывает его, а доктор — вместе с ним; боюсь только, что нос от этого меньше никак не станет. У «Пилигрима» сложилось по этому поводу новое изречение, гласящее, что Размер зависит от точки зрения.