Оноре Бальзак - Темное дело

— Я буду присылать вам явочный лист, — сказал им префект, — а через несколько месяцев вы подадите ходатайство о снятии всех этих ограничений, которые, впрочем, применяются ко всем единомышленникам Пишегрю. Я поддержу ваше ходатайство.

Эти меры предосторожности, хоть и были ими заслужены, несколько огорчали молодых людей. Лоранса рассмеялась.

— Император французов человек не так уж хорошо воспитанный, — сказала она. — Для него помилование — дело еще не привычное.

Молодых дворян встречали у ворот все обитатели замка, а на дорогу вышли целой толпой крестьяне, которым хотелось посмотреть на молодых людей, прославившихся своими приключениями на всю округу. Г-жа д'Отсэр долго обнимала сыновей и заливалась слезами; она не могла выговорить ни слова и бóльшую часть вечера находилась в каком-то радостном оцепенении. Когда близнецы де Симезы появились и соскочили с лошадей, у всех вырвался крик удивления — так поразительно они были похожи друг на друга: тот же взгляд, тот же голос, те же жесты. Оба совершенно одинаковым движением приподнялись в седле, перекинули ногу через круп лошади и бросили поводья. Они были одинаково одеты, и это еще более делало их настоящими Менехмами [26] Менехмы — близнецы, герои одноименной комедии римского комедиографа Плавта (III — II вв. до н. э.). . На них были суворовские сапоги, облегавшие ногу в подъеме, белые лосины, зеленые охотничьи куртки с металлическими пуговицами, черные галстуки и замшевые перчатки. Им недавно исполнился тридцать один год, и это были, как тогда говорилось, обворожительные кавалеры : среднего роста, но хорошо сложенные, глаза живые, с длинными ресницами и блестящие, как у детей, волосы черные, лбы высокие, цвет лица смугловато-бледный. Их речь была женственно-мягкой, и красиво очерченные алые губы изящно выговаривали слова. Их обхождение, более любезное и изысканное, нежели обхождение провинциального дворянства, свидетельствовало о том, что они получили благодаря знакомству с жизнью и людьми как бы вторичное воспитание, еще более ценное, чем первое, ибо оно придает человеку законченность. Мишю позаботился о том, чтобы в годы изгнания они не нуждались; они имели возможность путешествовать и были хорошо приняты при иностранных дворах. Старый дворянин и аббат нашли, что они несколько высокомерны, но в их положении это являлось, пожалуй, следствием благородного характера. Их отличное воспитание сказывалось даже в пустяках, а в любом физическом упражнении они обнаруживали безупречную ловкость. Некоторое различие между ними замечалось только в образе мыслей. Младший пленял своей веселостью, старший же — меланхолической задумчивостью; но этот чисто внутренний контраст открывался лишь после долгого и близкого знакомства.

— Ну как, дорогая, не быть всей душою преданным таким молодцам? — шепнул Мишю Марте.

Марта, любовавшаяся близнецами и как женщина, и как мать, ласково кивнула мужу и пожала ему руку. Слугам было разрешено поцеловать своих господ.

За время семимесячного отшельничества, на которое обрекли себя четверо молодых заговорщиков, они несколько раз вопреки осторожности выходили на прогулку — это было необходимо; впрочем, Мишю, его сын и Готар охраняли их. Когда Лоранса гуляла с ними в ясные ночи, настоящее сплеталось в ее душе с воспоминаниями о прошлой совместной жизни, и она поняла, что не в силах сделать выбор между двумя братьями. Ее сердце, пылавшее чистой и одинаковой любовью к обоим близнецам, раздваивалось. Ей казалось, что у нее целых два сердца. А два Поля не решались заговорить друг с другом о неизбежном соперничестве. Быть может, они все трое уже положились на волю случая? Это душевное состояние, несомненно, сказалось и в том, что она после мимолетного, но явного колебания взяла под руку обоих братьев, чтобы вести их в гостиную; рядом шли старики д'Отсэры, обнимая и расспрашивая своих сыновей. В это время слуги закричали: «Да здравствуют Сен-Сини и Симезы!» Лоранса, не покидая братьев, обернулась и обворожительным жестом поблагодарила за приветствие.

Когда эти девять человек стали присматриваться друг к другу, — а ведь во всяком собрании, даже в семье, всегда наступает такая минута, и люди, после долгой разлуки, друг к другу присматриваются, — г-же д'Отсэр и аббату Гуже, по первому же взгляду, брошенному Адриеном д'Отсэром на Лорансу, показалось, что он влюблен в графиню. Адриен, младший из д'Отсэров, обладал душою ласковой и нежной. В его груди до сих пор билось сердце юноши, несмотря на все невзгоды, сделавшие его мужчиной. Похожий в этом отношении на многих военных, у которых беспрерывные опасности охраняют душу от растления и она остается нетронутой, Адриен, казалось, был скован пленительной застенчивостью юности. Он очень отличался от своего брата, человека с грубоватой внешностью, заядлого охотника, бесстрашного и решительного вояки, но человека, приверженного ко всему материальному, лишенного и живости ума, и тонкости чувствований. Один был как бы весь — душа, другой весь — действие; однако оба в равной мере отличались тем внутренним благородством, которого для жизни дворянина достаточно. Черноволосый, маленький, худой и тонкий, Адриен д'Отсэр отнюдь не казался хилым, тогда как в его брате, рослом, бледном и белокуром, чувствовалось что-то женственное. Адриен, с его нервным темпераментом, отличался большой силой души; Робер же, хоть и был лимфатического склада, любил щегольнуть силою чисто физической. Во многих семьях видим мы такого рода странности, и причины их могли бы представить интерес; но здесь мы касаемся этого лишь с тем, чтобы объяснить, почему брат Адриена не мог оказаться его соперником. Робер питал к Лорансе чисто родственную симпатию, а также уважение, какое питает всякий дворянин к девушке из своего сословия. В вопросе чувств старший д'Отсэр принадлежал к тем мужчинам, которые считают женщину каким-то придатком, ограничивают ее права правом чисто физического материнства, требуют от нее всяческих совершенств и в то же время не ценят их. По их мнению, допустить, чтобы женщина играла роль в обществе, в политике, в семье, значило бы произвести прямо-таки социальный переворот. Теперь мы так далеки от этого устаревшего взгляда первобытных народов, что он, пожалуй, вызовет возмущение почти у всех женшин — даже у тех, которые не желают пагубной свободы, предлагаемой им некоторыми новейшими сектами; однако Робер д'Отсэр, к сожалению, придерживался именно такой точки зрения. Робер был человеком средневековым, а младший — человеком наших дней. Эти различия не только не мешали дружбе братьев, а, наоборот, делали ее еще крепче. Оттенки эти были в первый же вечер замечены и оценены кюре, его сестрой и г-жой д'Отсэр, которые хоть и казались занятыми бостоном, но уже предвидели грядущие осложнения.