Генри Фильдинг - История Тома Джонса, найденыша (Книги 15-18)

— Как, сэр? — возразил капитан. — Не вы ли мне сказали, что я лгу?

— Нет, клянусь спасением души моей, — отвечал сквайр, — я, может быть, сказал: «Ложь, что я нанес оскорбление лорду, но не думал говорить: „Вы лжете“. Я соображаю, что я говорю. да и вам следовало бы соображать, что вы делаете, а не нападать на безоружного. Будь у меня палка в руке, вы бы не посмели меня ударить. Я бы тебе своротил рыло на сторону1 Сойдем во двор сию минуту; там я тебе одним ударом башку раскрою; а не то в пустой комнате на кулаках переведаемся. Знатно проучу, век помнить будешь!

— Я вижу, сэр, — с негодованием сказал капитан, — что иметь с вами дело ниже моего достоинства; передам это и лорду. Жалею, что замарал о вас свою руку.

С этими словами он удалился; священник помешал сквайру его остановить и успел в этом без труда, потому что мистер Вестерн хотя и порывался, но, кажется, не очень склонен был осуществить свое намерение. Впрочем, когда капитан скрылся, он послал ему вдогонку несколько угроз и проклятий; но так как они сорвались с языка сквайра, когда офицер уже сошел с лестницы, и звучали все громче и громче по мере удаления последнего, то не достигли его слуха и, во всяком случае, не замедлили его шага

Бедная Софья, слышавшая из своей комнаты вопли отца от первого до последнего, сперва принялась топать ногами, а потом накричала так же громко, как и сквайр, только более мелодичным голосом Крик ее тотчас же заставил сквайра умолкнуть и обратил все его мысли к дочери, которую он любил так горячо, что боязнь малейшего грозящего ей несчастья мгновенно повергала его в трепет, ибо за исключением выбора жениха, от которого зависело счастье всей ее дальнейшей жизни, мистер Вестерн беспрекословно исполнял все ее желания.

Прекратив свою брань по адресу капитана и поклявшись, что притянет его к суду, сквайр поднялся к Софье, которую, войдя к ней, застал бледной и полуживой. Однако при виде отца она собрала все свои силы и, схватив его за руку, сказала:

— Ах, как я перепугалась, папочка! Надеюсь, с вами ничего не случилось?

— Нет, нет, ничего особенного, — успокоил ее сквайр. — Мошенник ударил меня не больно, но будь я проклят, если не притяну его к суду.

— Боже мой, да что же случилось? Кто вас обидел?

— Не знаю его имени, — отвечал Вестерн, — офицер какой-то. Мы платим за них налоги, а они нас бьют! Но я заставлю его заплатить за этот удар, если только у мошенника есть чем, — только вряд ли есть. Одет-то он с иголочки, да, наверно, вершка земли своей нет.

— Но, ради бога, из-за чего вышла вся эта ссора?

— Да из-за чего же, Софи, как не из-за тебя? Все горе мое от тебя; ты скоро отца в гроб сведешь. Приглянулась ты какому-то мерзавцу лорду, — черт его знает, кто он такой, — и за то, что я ему отказал, он посылает мне вызов. Послушай, Софи, будь умницей, прекрати мучения своего отца: согласись быть женой Блайфила; он будет в Лондоне сегодня или завтра; обещай за него выйти, как только он приедет, и ты сделаешь меня счастливейшим человеком на свете, а я сделаю тебя счастливейшей женщиной: у тебя будут роскошнейшие платья в Лондоне, и брильянты, и кареты шестерней. Я уж обещал Олверти отдать за тобой половину имения — сделаю больше! Ни перед чем не остановлюсь, все отдам!

— Может быть, папа будет так добр и выслушает меня? — робко спросила Софья.

— Что за вопрос, Софи? Разве ты не знаешь, что твой голос мне слаще, чем лай лучшей своры в Англии… Выслушать тебя, дорогая деточка? Я надеюсь слушать тебя до гробовой доски; и если, не дай бог, лишусь когда-нибудь этого удовольствия, так гроша медного не дам, чтобы прожить хоть минутой дольше… Право, Софи, ты не знаешь, как я тебя люблю, — нет, не знаешь, иначе ты бы не убежала и не покинула несчастного отца, для которого его маленькая Софи — одна только радость, одно утешение на свете.

При этих словах глаза его наполнились слезами, и Софья (тоже со слезами на глазах) отвечала:

— Я знаю, дорогой папа, что вы горячо меня любите, и бог свидетель, как искренне я люблю вас. Только страх быть насильно выданной за этого человека мог заставить меня бежать от отца, которого я люблю так беззаветно, что для его счастья с радостью пожертвовала бы жизнью; больше того: я пыталась пересилить себя доводами рассудка и почти уже готова была согласиться на самую плачевную жизнь, лишь бы только угодить вам. Но это единственная вещь, которой я не могла сделать и никогда не сделаю.

Тут глаза сквайра засверкали, на губах его выступила пена;

Софья это заметила, но попросила дослушать.

— Если бы была поставлена на карту жизнь моего отца, его здоровье или действительное счастье, — продолжала она, — то дочь не остановилась бы ни перед чем; будь я проклята, если не перетерплю какой угодно муки, чтобы спасти вас… Я согласилась бы даже на самое ненавистное, самое отвратительное: ради вашего спасения я отдала бы руку Блайфилу…

— Говорю тебе, что как раз это-то меня и спасет: даст мне здоровье, счастье, жизнь, все, что угодно… Ей-богу, я умру, если ты мне откажешь; сердце не выдержит, ей-богу, не выдержит.

— Возможно ли это? Возможно ли, чтобы вы желали сделать меня несчастной?

— Нет, говорю тебе! — заорал сквайр. — Будь я проклят, если не сделаю чего угодно, чтобы только видеть тебя счастливой.

— Неужели же мой дорогой папа не допускает, что я знаю, в чем состоит мое счастье? Если правда, что счастлив тот, кто считает себя счастливым, то каково же будет мое положение, если я буду считать себя несчастнейшей женщиной на свете?

— Лучше воображать себя несчастной, чем узнать несчастье на деле, вышедши замуж за нищего бродягу без роду, без племени.

— Если вас это удовлетворит, сэр, — сказала Софья, — я торжественно даю вам слово, пока вы живы, не выходить без вашего согласия ни за него, ни за кого другого. Позвольте мне посвятить всю свою жизнь исключительно вам; позвольте мне снова стать вашей Софи, позвольте, как это было до сих пор, думать и заботиться только о том, чтобы доставлять вам удовольствие и развлекать вас.

— Нет, голубушка, меня этим не проведешь. Твоя тетушка Вестерн имела бы тогда полное право считать меня дураком. Нет, нет, Софи, поверь, что я умнее, чем она думает, и настолько знаю людей, чтобы не полагаться на слово женщины, когда дело касается мужчины.

— Чем же я заслужила такое недоверие, сэр? Разве я когда-нибудь нарушила данное вам слово? Солгала хоть раз в жизни?

— Так что ж из этого? Я решил сыграть эту свадьбу и сыграю, — будь я проклят, если не сыграю! Будь я проклят, если не сыграю, хотя бы ты повесилась на другое утро!

Повторяя эти слова, сквайр сжал кулаки, нахмурил брови, прикусил губы и так загремел, что приведенная в отчаяние, перепуганная Софья дрожа упала на стул, и если бы ее не облегчили слезы, то с ней случилось бы что-нибудь похуже.