Генри Фильдинг - История Тома Джонса, найденыша (Книги 15-18)

— Вы нездоровы, милорд, — сказала она, — вам нужно принять лекарство. Придется послать к леди Эджли за каплями. Стыдитесь! Надо иметь больше мужества. Неужели вас так пугает слово «похищение»? Или вы так щепетильны?.. Право, случись история с Еленой в паше время, я бы ей не поверила, то есть не поверила бы смелости Париса, а не любви героини: все женщины любят отважных мужчин. Существует также история о похищении сабинянок, — но и она, слава богу, очень древняя. Вашу светлость, может быть, удивит моя начитанность, но, помнится, мистер Гук говорит, что из них вышли потом отличные лены. А из знакомых мне замужних дам немногие, кажется, были взяты своими мужьями насильно.

— Не смейтесь надо мной так безжалостно, дорогая леди Белластон, взмолился лорд Фелламар.

— Да неужели вы думаете, дорогой мой, что в Англии найдется хоть одна женщина. которая в душе не посмеялась бы над вами, какой бы недотрогой она ни казалась с виду?.. Вы заставляете меня высказывать странные вещи и выдавать заветные тайны моего пола, но я утешаюсь сознанием честности своих намерений и тем, что стремлюсь оказать кузине услугу: ведь я все же рассчитываю, что вы будете ей. несмотря на это, хорошим мужем, — я ни за что не посоветовала бы ей отдать себя пустому титулу. Мне было бы неприятно выслушивать потом ее упреки, что по моей милости она хпустта человека с характером, потому что даже враги не отрицают этого качества в вашем несчастном сопернике

Пусть те, кто имел удовольствие выслушивать подобные рассуждения от жены или любовницы, скажут, слаще ли они становятся оттого, что исходят из женских уст. Несомненно только, что они запали в душу лорда глубже всего того, что могли бы сказать по этому поводу Демосфен или Цицерон.

Заметив, что гордость юного лорда воспламенилась, леди Белластон, как искусный оратор, начала разжигать ей в помощь другие страсти.

— Милорд, — сказала она серьезным тоном, — благоволите вспомнить, что вы первый заговорили об этом, ибо мне вовсе не хотелось бы оставлять в вас впечатление, будто я навязываю вам свою кузину Восемьдесят тысяч фунтов говорят сами за себя. они не нуждаются в адвокате.

— Как и мисс Вестерн не нуждается в таком приданом, — отвечал лорд, — ни у одной женщины, по-моему, нет и половины ее прелестей.

— Ах, милорд, — возразила леди Белластон, смотрясь в зеркало, — смею вас уверить, были женщины и получше ее; впрочем, я ничуть не желаю умалять ее красоту: она действительно очаровательная девушка — и через несколько часов окажется в объятиях человека, который совершенно ее не заслуживает, хотя, надо отдать ему справедливость, характера он смелого.

— Надеюсь, сударыня, — сказал лорд, — хоть и должен признать, что он ее не заслуживает, ибо если небо пли ваша светлость не обманут моих надежд, так она еще сегодня будет моей

— Хорошо сказано, милорд, — отвечала леди. — Можете быть спокойны, я вас не подведу и на этой же неделе надеюсь назвать вас публично родственником.

Дальнейший их разговор состоял из восклицаний, извинений и комплиментов, которые приятно слышать от собеседника, ho очень скучно читать в пересказе. Закончим же здесь этот диалог и перенесемся к роковому часу, когда все было подготовлено к гибели бедной Софьи.

Но так как это самое трагическое происшествие во всей нашей истории, то мы посвятим ему отдельную главу.

Часы пробили семь. Бедная Софья, одинокая и печальная, сидела за чтением трагедии. То был «Роковой брак», и она дошла до сцены, где несчастная Изабелла расстается со своим обручальным кольцом.

Книга выпала у нее из рук, и слезы градом покатились на грудь. В этом положении она оставалась несколько минут, как вдруг дверь отворилась и вошел лорд Фелламар. Софья вскочила со стула при его появлении, а лорд, подойдя ближе, сказал с низким поклоном:

— Боюсь, мисс Вестерн, я вторгаюсь к вам довольно бесцеремонно.

— Да, милорд, должна сознаться, я несколько удивлена вашим неожиданным посещением.

— Если мое посещение неожиданно, сударыня, — отвечал лорд Фелламар, значит, мои глаза плохо выражали мои чувства, когда я в последний раз имел честь вас видеть, в противном случае вы нашли бы вполне естественным появление у вас человека, сердце которого вы похитили.

Несмотря на все свое смущение, Софья ответила на эту напыщенную фразу (и вполне справедливо, мне кажется) презрительным взглядом. Лорд произнес тогда другую в том же роде, еще более витиеватую. Софья, вся дрожа, отвечала:

— Вы, видно, с ума сошли, ваша светлость. Право, милорд, иначе нельзя оправдать ваше поведение.

— Да, я действительно не в своем уме, сударыня! — воскликнул он. — Но вы должны простить мне следствия безумства, которому вы сами причиной. Любовь совершенно отняла у меня рассудок, и я почти не соображаю, что делаю.

— Честное слово, милорд, я не понимаю ни ваших слов, ни вашего поведения.

— Так позвольте же мне, сударыня, объясниться у ваших ног, позвольте открыть мою душу и сказать, что я влюблен в вас до потери чувств. О дивное, божественное создание! Какой язык может выразить чувства моего сердца?

— Уверяю вас, милорд, — сказала Софья, делая движение к выходу, — я не стану больше слушать ни одного вашего слова.

— О, не покидайте меня так жестоко! Если бы вы знали хоть половину моих мук, ваше нежное сердце пожалело бы то, что наделали ваши глаза.

Тут, испустив глубокий вздох, он схватил ее за руку и несколько минут говорил в стиле, который доставит читателю столь же мало удовольствия, сколь он доставил его Софье; окончил лорд заявлением, что, будь он властелином мира, он поверг бы его к ее ногам.

— А я, сэр, — гневно отвечала Софья, вырывая у него руку, — с одинаковым презрением отвергла бы и ваш мир, и его властелина.

С этими словами она направилась к двери, но лорд Фелламар опять схватил ее за руку и сказал:

— Простите, ангел мой, вольность, до которой довело меня только отчаяние… Поверьте, если бы я мог надеяться, что вы согласитесь принять мое звание и мое состояние, ничтожные только по сравнению с вашими прелестями, я смиренно предложил бы их вам… Но я не в силах лишиться вас… Клянусь небом, я скорее расстанусь с жизнью!.. Вы моя, вы должны быть и будете моей!

— Умоляю вас, милорд, оставьте ваше домогательство, — отвечала Софья. Клянусь вам честью, я не хочу и слушать об этом. Пустите мою руку, милорд; я ухожу сию минуту и не желаю больше вас видеть.

— В таком случае, сударыня, я не должен терять ни одного мгновения, потому что не могу и не хочу жить без вас…

— Что это значит, милорд? Я подниму тревогу, позову людей.

— Я ничего не боюсь, сударыня, только бы мне не лишиться вас: я предотвращу это несчастье единственным способом, какой остался в моем отчаянном положении.