Владимир Набоков - Прозрачные предметы

— А затем вы отключились?

— Да. Возможно, я все еще старался различить смутную линию строки набора… но, вы правы, я спал.

— Полагаю, беспокойно?

— Нет, напротив, мой сон никогда не был так глубок. Предыдущей ночью я спал не больше нескольких минут.

— О'кей. Теперь мне хотелось бы знать, известно ли вам, что психиатры, работающие в знаменитых тюрьмах, изучали, помимо всего прочего, и тот раздел танатоведения, что занимается способами и методами насильственной смерти?

Персон устало и отрицательно промычал.

— Так вот, позвольте мне предложить такую формулировку: полиции хотелось бы знать, каким орудием воспользовался преступник; танатоведу важно, почему и как он это сделал. Пока понятно, да?

Усталое мычание, на сей раз утвердительное.

— Орудия, м-да, орудия… Они могут быть неотъемлемой частью исполнителя, как, например, стамеска — неотъемлемая составная плотника. А могут быть из кости и плоти, как вот эти (взяв руки Хью в свои, потрепав каждую по очереди, покачав их на ладонях не то для обозрения, не то затевая какую-то детскую игру).

Большие кисти рук были возвращены Хью, как две пустые тарелки. Затем ему было сказано, что в процессе удушения взрослого человека, как правило, используется один из двух методов: самодеятельная, не очень результативная, фронтальная атака или более профессиональный заход с тыла. В первом случае восемь пальцев крепко сжимают затылок жертвы, тогда как два больших пальца сдавливают его или ее горло; при этом, однако, есть риск, что ее руки вцепятся в запястья или как-то иначе отобьют нападение. Второй, куда более надежный, способ заключается в сильном сдавливании двумя большими пальцами затылка молодого человека или, предпочтительно, девушки, остальные пальцы, как вы понимаете, у нее на горле. Мы называем первый захват «двойняшкой», а второй — «октавой». Нам известно, что вы напали сзади, но возникает вопрос: когда вы замышляли задушить жену, почему была выбрана «октава»? Не потому ли, что инстинктивно понимали, что энергичная, внезапная хватка дает большую вероятность успеха? Или были другие, субъективные соображения, — например, вы полагали, что вам может не понравиться перемена в выражении ее лица в самом процессе?

Ничего он не замышлял. Спал в продолжение всего этого кошмарного машинального акта, проснувшись лишь в момент падения вместе с нею с кровати на пол.

Кажется, он упомянул, что ему приснился пожар в квартире?

Совершенно верно. Язычки пламени высовывались отовсюду, и в алом мареве пылала пластиковая обшивка. Его случайная подруга по сновидению широко распахнула окно. Кто такая? Она пришла из прошлого, проститутка, которую он подцепил однажды, во время первой своей поездки в Швейцарию, около двадцати лет назад, бедная малютка смешанных кровей, нет, американка, ужасно милая, по имени Джулия, нет, Джульетта Ромео (по-староитальянски Ромео значит «пилигрим», все мы, в сущности, странники, а наши сны — анаграммы дневной действительности). Он ринулся за ней, чтобы помешать ей выброситься из окна. Окно было большое и низкое, с широким подоконником, обитым плюшем и покрытым простыней, как принято в этой стране пламени и льда. Какие рассветы, какие ледники! Джулия или Джульетта в допплеровском свечении, накинутом на голое тело, улеглась на подоконник, раскинув руки, касавшиеся оконных створок. Он посмотрел, перегнувшись через нее, и там, далеко внизу, в пропасти не то дворика, не то сада, те же огненные язычки шевелились, как гирлянды красной бумаги, которые скрытый вентилятор заставляет дрожать вокруг фальшивых рождественских поленьев в праздничных витринах занесенного снегом детства. Выпрыгнуть или попытаться спуститься по связанным узлами простыням (завязывание узлов продемонстрировала средневековая фламандская торговка в зеркале на театральном заднике сновидения) показалось ему безумием, и бедняга Хью сделал все, что мог, чтобы удержать Джульетту. Пытаясь не выпустить ее из рук, он обхватил ее за шею сзади, его большие пальцы с квадратными ногтями впились в подсвеченный фиолетовым сиянием затылок, а восемь других сдавили горло. Дергающаяся трахея представилась ему как на экране научно- популярного кино через дворик или улочку напротив, в остальном же все оказалось безопасно и просто: он удачно стиснул Джулию и спас бы ее от верной гибели, если бы в своем самоубийственном стремлении убежать от пожара она не соскользнула с карниза, увлекая и его за собой в пропасть. Какое падение! Глупышка Джульетта! Какая удача, что мистер Ромео все еще держит, и выкручивает, и рвет эти хрящи и связки, просвечиваемые рентгеном под наблюдением пожарных и горных проводников. Какой полет! Супермен несет юную душу в своих объятиях.

Удар о землю был куда менее сокрушительным, чем он ожидал. Это какой-то разнузданный апофеоз, Персон, а не сон пациента. Я буду вынужден подать на вас рапорт. Он ушиб локоть, ее ночной столик упал вместе с лампой, стаканом и книгой; но, слава богу, она была в безопасности, она была с ним, она лежала вполне безмятежно. Он потянулся за упавшей лампой и едва не включил ее прямо на полу. Не мог понять, что делает здесь, внизу, его жена, лежащая ничком рядом с ним, волосы растрепаны, как после полета. Затем уставился на свои сломанные ногти.

Дорогой Фил! Это, несомненно, мое последнее письмо к Вам. Я ухожу от Вас. Ухожу к другому, еще более крупному Издателю. Там меня будут внимательно вычитывать херувимы или печатать с ошибками бесы, в зависимости от департамента, к которому будет приписана моя бедная душа. Итак, прощайте, дорогой друг, и пусть Ваш наследник продаст это письмо с аукциона с большой выгодой для себя.

Рукописное исполнение письма объясняется тем, что я не хочу, чтобы его прочел Тут-и-Тамворт или один из его ганимедов-секретарей. Я смертельно болен после неудавшейся операции и лежу в единственной отдельной палате болонской больницы. Добросердечная молоденькая медсестра, которая отправит это письмо, объяснила мне посредством ужасных распиливающих жестов нечто, за что я ей заплатил так же щедро, как оплатил бы ее услуги, если бы еще оставался мужчиной. В сущности, услуги смертного знания стоят дороже, чем любовная благосклонность. По сообщению моего маленького шпиона с миндалевидными глазами, знаменитый хирург, да сгниет его печень заживо, солгал, когда объявил мне вчера с загробной усмешкой, что operazione прошла perfetta. Так вот, операция была превосходной в том смысле, в каком Эйлер называл ноль совершенным числом. В действительности они меня вспороли, взглянули с ужасом на мою разложившуюся fegato [18] Печень (ит.). и, не прикасаясь к ней, зашили меня снова.

Не стану Вам докучать проблемой Тамворта. Вы бы видели самодовольное выражение на бородатом лице этого долговязого типа, когда он навестил меня сегодня утром. Как Вам известно, как известно всем, даже Марион, он вырыл себе нору в моих делах, прополз в каждый угол, овладел каждым моим словом, звучащим с немецким акцентом, так что теперь может по-босвелловски распорядиться мертвецом, как распоряжался мной при жизни. Вот почему я пишу также своему и Вашему адвокатам о мерах, которые желательно предпринять после моего ухода, чтобы возвести барьеры перед Тамвортом на всех поворотах его извилистого лабиринта.