Владимир Набоков - Прозрачные предметы

Какой бы воцарился хаос, если бы кое-кто из нас поддерживал мистера Икс, тогда как другие покровительствовали мисс Джулии Мур, чьи интересы, столь экзотические, как восточная диктатура, вошли бы в противоречие с интересами ее больного старого жениха, того самого мистера, нынче лорда Икс. Самое большее, на что мы способны, подталкивая нашего любимца в оптимальном направлении и с симпатией, не влекущей за собой ущерба для прочих, — это действовать как дуновение эола, используя легчайшее, самое косвенное давление, такое, как попытка спровоцировать сон, который, мы надеемся, наш избранник назовет пророческим, если вероятное событие действительно произойдет. На печатной странице слова «вероятное» и «действительно» следует тоже набрать курсивом, чтобы показать легкое дыхание ветерка, наклоняющее эти буквы. Мы нуждаемся в курсиве в отличие от авторов детских книг, хотя куда нам до их причуд и странностей!

Земной путь не прямолинеен, он похож на кружение в маскарадных одеждах вокруг собственного «я»: так овощи из нашей первой книжки с картинками окружали мальчика во сне — зеленый огурец, синий баклажан, красная свекла, картофелина-папа, картофелина-сын, по-девичьи тонкая спаржа и, ой-ёй-ёй, многие другие, их хоровод ускоряется и ускоряется, постепенно превращаясь в полупрозрачное кольцо полосатой раскраски вокруг мертвого персонажа или планеты.

И вот еще чего нам не стоит делать: объяснять необъяснимое. Кое-кто из смертных привык жить с тяжелым вывихом, предположением, что «реальность» — это не более чем «сон». Но было бы еще чудовищней, если бы ощущение сходства сна и реальности оказалось тоже сном, со встроенной в него галлюцинацией! И все же следует помнить, что нет миража без горизонта, как не бывает озерца без замкнутого контура прочной земли.

Мы обнаружили, что не можем обойтись без кавычек («реальность», «сон»). Поистине значки, которыми Хью Персон и сейчас испещряет поля корректуры, имеют метафизический и зодиакальный смысл! «От праха к праху» (мертвецы — народ компанейский, это по крайней мере ясно). Пациент одной из психушек, плохой человек, но хороший философ, будучи смертельно больным (жуткая фраза, которую не вылечишь никакими кавычками), записал в «Альбоме лечебниц и тюрем» Хью (разновидность дневника, который тот вел в эти кошмарные годы): «Принято считать, что человек, удостоверься он в существовании жизни после смерти, решил или оказался бы на пути к решению загадки бытия. Увы, две эти проблемы не обязательно сопряжены или связаны».

Прервем дальнейшее обсуждение на этой диковинной записи.

Чего ты ждал от своего паломничества, Персон? Лишь зеркального повторения старых пыток? Сочувствия от старого камня? Принудительного воссоздания невосстановимых пустяков? Поисков утраченного времени в самом прямом смысле этих простоватых переводных стишков «Je me souviens, je me souviens de la maison où je suis né» [20] Помню, помню дом, где я родился (фр.). или поистине прустовского обретенного времени? Он не испытал здесь ничего (только один раз во время последнего подъема), кроме скуки и горечи. Что-то другое заставило его вернуться в унылый, скучный Витт.

Не вера в приведения. Кому захочется являться в виде пара (он не знал, что Жак был погребен под шестью футами снега в Чуте, штат Колорадо) на туристских маршрутах или в лачуге, добраться до которой ему помешали некие чары и чье название оказалось безнадежно перепутанным с «Драконитой» (алкогольный напиток, больше не производимый, но все еще рекламируемый на заборах и отвесных скалах). И все же нечто связанное с миром призраков заставило его проделать путь на другой континент. Сделаем пояснение.

Практически все сны, в которых она являлась ему после смерти, разворачивались на фоне не американской зимы, а швейцарских гор и итальянских озер. Он даже не нашел то место в лесу, где громкоголосая стайка маленьких туристов прервала незабываемый поцелуй. А ведь главной целью был момент контакта с ее подлинной сущностью в точно запомнившейся обстановке.

Вернувшись в гостиницу «Аскот», он жадно съел яблоко, стянул со стоном облегчения испачканные глиной башмаки и, не обращая внимания на мокрые носки и мозоли, залез в удобные городские туфли. Теперь опять к мучительному занятию!

Надеясь, что какая-нибудь маленькая зрительная подсказка поможет ему вспомнить номер комнаты, которую он занимал восемь лет назад, Хью прошел вдоль всего коридора третьего этажа и, чувствуя на себе пустые взгляды последовательных номеров, вдруг остановился: уловка сработала. Он увидел три черные цифры «313» на белой двери и моментально вспомнил, как говорил Арманде (обещала навестить его и боялась быть замеченной): «Мнемонически можно представить три фигурки в профиль: заключенный, идущий меж двух стражников, один — впереди, другой — сзади». Арманда возразила, что это слишком вычурно для нее, она просто запишет номер в записную книжку, лежавшую у нее в сумочке.

Собака протявкала за дверью: знак, сказал он себе, обитаемости жилья. Тем не менее эксперимент доставил ему удовольствие — удалось восстановить драгоценный кусочек прошлой жизни.

Затем он спустился вниз и попросил хорошенькую администраторшу позвонить в гостиницу в Стрезе, чтобы выяснить, может ли он получить дня на два комнату, где мистер и миссис Персон останавливались восемь лет назад. В какую гостиницу? Что-то вроде «Бью-Ромео». Она повторила название в правильной форме («Борромео») и сказала, что потребуется некоторое время. Он решил подождать в холле.

Там находились двое: дама, что-то евшая в дальнем углу (ресторан был закрыт, его не успели еще привести в порядок после фарсовой потасовки), и швейцарский бизнесмен, листавший потрепанный, очень старый номер американского журнала (Хью оставил его здесь восемь лет назад, но эту линию сюжета некому проследить). Столик перед швейцарским джентльменом был завален гостиничными проспектами и относительно недавними еженедельниками. Локоть его опирался на «Трансатлантик». Хью потянул за журнал, джентльмен буквально подпрыгнул на стуле. Извинения и контризвинения переросли в диалог. Английский месье Уайльда во многих отношениях напоминал язык Арманды как грамматически, так и интонационно. Его до крайней степени шокировала статья в «Трансатлантике» (одолжил его на минуту у Хью, послюнил большой палец, нашел нужное место и, похлопывая по странице тыльной стороной ладони, вернул эту пакость, открытую на возмутительной статье).

— Тут пишут о человеке, убившем свою супругу восемь лет назад и…

Администраторша, чей бюст над стойкой он видел отсюда в миниатюре, подавала ему знаки издалека. Она вышла из укрытия и направилась к нему.