Фредерик Стендаль - Люсьен Левен (Красное и белое)

Люсьен пришел в восторг от этих слов ad rem [38] Имеющих непосредственное отношение к делу (лат.). .

— Милостивый государь, я слишком молод, чтобы одному брать на себя ответственность за расходование на секретные цели столь крупной суммы… и т. д., и т. д.

Люсьен убедил аббата Леканю согласиться на привлечение к делу и генерала.

— Но я определенно настаиваю — и ставлю это условием sine qua non [39] Без которого нельзя обойтись (лат.). — на том, чтобы префект не принимал в этом никакого участия.

«Славная награда за усердие, с которым он ходит к мессе», — подумал Люсьен.

Люсьен добился согласия г-на Леканю на то, что сумма в сто тысяч франков будет храниться в шкатулке, от которой у генерала Фари и у г-на Ледуайена, приятеля г-на Леканю, будет по ключу.

Вернувшись в помещение, расположенное напротив зала, где происходили выборы, Люсьен застал там генерала, красного от волнения. Близился час, когда генералу предстояло подать свой голос, и он откровенно признался Люсьену, что боится быть освистанным.

Несмотря на эти сильно смущавшие его заботы, генерал чрезвычайно обрадовался ответам ad rem аббата Леканю.

Люсьен получил коротенькую записку от аббата Дисжонваля с просьбой прислать к нему г-на Коффа.

Через полчаса Кофф возвратился. Люсьен подозвал генерала, и Кофф сообщил им:

— Я видел собственными глазами пятнадцать человек, которые сели на коней и помчались за город вызвать сюда к вечеру или, на худой конец, к завтрашнему утру полтораста избирателей-легитимистов. Аббат Дисжонваль выглядит сейчас молодым человеком: вы не дали бы ему и сорока лет. «Жаль, что у нас не было времени поместить четыре статьи в «Gazette de France», — трижды повторил он мне. — Мне кажется, они взялись за дело не шутя».

Начальник телеграфной конторы прислал Люсьену вторую телеграмму, адресованную лично ему:

«Одобряю ваш план. Выдайте сто тысяч франков. Любой легитимист, будь это даже Берье или Фиц-Жам, лучше господина Хемпдена».

— Не понимаю, — сказал генерал, — что это за господин Хемпден?

— Хемпден означает Меробер; так мы условились с министром.

— Час настал! — в сильном возбуждении вдруг заявил генерал. Он надел мундир и вышел из квартиры, игравшей роль наблюдательного пункта, чрезвычайно взволнованный тем, что ему предстояло принять участие в голосовании.

Толпа расступилась, дав ему пройти сто шагов, отделявших его от двери в зал Урсулинок. Генерал вошел; в тот момент, когда он подходил к столу президиума, все избиратели-мероберисты приветствовали его рукоплесканиями.

— Это не пошляк и не мошенник вроде нашего префекта, — громко говорили в толпе. — Он живет только на свое жалованье и должен содержать целую семью.

Люсьен отправил телеграмму:

«№ 3.

Кан, четыре часа.

Вожди легитимистов, по-видимому, действуют добросовестно. Наблюдатели, поставленные у дверей, видели человек двадцать агентов, выехавших за город за ста шестьюдесятью избирателями-легитимистами. Если восемьдесят или сто избирателей прибудут восемнадцатого до трех часов дня, Хемпден не будет избран. В данный момент Хемпден имеет за собой большинство голосов в качестве председателя. Подсчет голосов будет произведен в пять часов».

При подсчете голосов оказалось:

Всего явилось избирателей — 873

Большинство — 437

Подано голосов за господина Меробера — 451

За господина Гонена (кандидат префекта) — 389

За господина де Кремье (кандидат господина Леканю с тех пор, как он получил сто тысяч франков) — 19

Признано недействительными — 14

Девятнадцать голосов, поданных за г-на де Кремье, сильно порадовали генерала и Люсьена; это было до некоторой степени доказательством того, что г-н Леканю не водит их за нос.

В шесть часов пополудни сто тысяч франков ценными бумагами, не вызывавшими ни малейшего сомнения, были лично вручены г-ном генеральным сборщиком налогов генералу Фари и Люсьену, которые выдали ему расписку.

Явился г-н Ледуайен. Это был весьма богатый, всеми уважаемый землевладелец. По окончании церемонии со шкатулкой участники процедуры дали друг другу честное слово вручить шкатулку с ее содержимым г-ну Ледуайену, если будет избран кто угодно, кроме г-на Меробера, и генералу Фари, если г-н Меробер окажется депутатом.

После ухода Ледуайена сели обедать.

— Теперь самое главное дело — префект, — сказал генерал, необычайно весело настроенный в этот вечер. — Наберемся храбрости и пойдем на приступ.

Завтра будет, наверно, девятьсот голосующих.

Господин Гонен получит — 389

Господин де Кремье — 19

Вот у нас уже четыреста восемь голосов из восьмисот семидесяти трех. Предположим, что двадцать семь избирателей, которые прибудут завтра утром, дадут семнадцать голосов господину Мероберу и десять нам. Получается:

Кремье — 418

Меробер — 468

Пятьдесят один голос господина Леканю дает большинство господину де Кремье.

Эти цифры на сто ладов переворачивались генералом, Люсьеном, Коффом и адъютантом Меньером, единственными участниками обеда.

— Вызовем сюда двух наших лучших агентов, — предложил генерал.

Эти господа явились и после довольно продолжительного обсуждения вопроса подтвердили, что присутствие шестидесяти легитимистов обеспечит победу.

— А теперь в префектуру, — сказал генерал.

— Если вы не сочтете мою просьбу нескромной, — заметил Люсьен, — я просил бы вас вести разговор, так как меня этот префект ненавидит.

— Это несколько противоречит нашему соглашению: я ведь оставил себе второстепенную роль. Но так и быть, я открою прения, как говорят в Англии.

Генералу хотелось показать свою образованность. Он обладал гораздо большим: редким здравым смыслом и добротой.

Едва успел он объяснить префекту, что его просят предоставить триста восемьдесят девять голосов, которыми он располагал накануне при избрании председателя, г-ну де Кремье, обязавшемуся собрать шестьдесят, а то и восемьдесят голосов легитимистов, как префект резким голосом перебил его:

— После всех этих телеграфных сообщений я ничего лучшего и не ждал; но, господа, вам не хватает одного сообщения; я покуда еще не смещен, а господин Левен еще не назначен префектом Кана.

Все, что только может вложить гнев в уста мрачного софиста, г-н де Серанвиль высказал в лицо генералу и Люсьену.

Сцена продолжалась пять часов. Генерал только под конец немного вышел из себя. Г-н де Серанвиль, все время упорно стоявший на своем, пять или шесть раз менял доводы, на которых основывал свой отказ.

— Но в конце концов, милостивый государь, даже руководясь исключительно эгоистическими соображениями, вы должны считать свою неудачу на выборах несомненной. Предоставьте же господину Левену проявить свое искусство при их агонии. Как всякому врачу, призванному слишком поздно, господину Левену достанутся все неприятности за неудачный исход.