Пэлем Вудхауз - Том 1. Дживс и Вустер

Я снова перестал что-либо понимать. Насколько я помню, ни о какой свинье до сих пор речи не было.

— О чем это ты?

— Господи, какой ты бестолковый. «Тащите сюда своего друга Глоссопа, — сказала я, — и пусть он сделает свои выводы. После этого вы сможете сказать Апджону, что сэр Родерик Глоссоп, виднейший психиатр Англии, убежден, что у Уилберта Артроуза не все дома, и спросите его, правда ли, что он хочет выдать свою падчерицу за человека, который в любую минуту может пополнить список обитателей психушки». Думаю, после этого даже у Апджона не хватит наглости настаивать на этом браке. Или ты так не считаешь?

Я тщательно взвесил ее слова.

— Пожалуй, ты права, — сказал я. — Вполне возможно, что и Апджону не чужды человеческие чувства, хотя я ни разу не имел возможности в этом убедиться, когда находился in statu pupillari. [56] В обучении (лат.). Хорошо, теперь мне понятно, зачем Глоссоп приехал в «Бринкли-Корт». Но почему он выступает в роли дворецкого?

— Я же тебе объяснила — это была его идея. Он сказал, что при его всемирной известности, если он объявится здесь под своим именем, это может вызвать подозрения миссис Артроуз.

— А, понимаю. Она заметит, что он наблюдает за Уилбертом и задумается, с какой это стати…

— … и быстро смекнет, что к чему…

— … и завопит: «Какого черта все это значит?..»

— Вот именно. Ты приезжаешь погостить, а хозяйка приглашает психиатра проверить, здоров ли твой обожаемый сыночек. Какой матери такое понравится?

— Если же она заметит, что за ее сыном наблюдает дворецкий, она просто подумает: «Какой внимательный дворецкий!». Очень разумно. Поскольку дядя Том надеется заключить важную сделку с Хомером Артроузом, ни в коем случае не следует ее раздражать. Она закатит скандал Хомеру, Хомер взбеленится и скажет: «После того, что произошло, Траверс, я прекращаю переговоры», и дядя Том упустит выгодное дельце. Кстати, а в чем, собственно, оно состоит? Тетя Далия тебе рассказывала?

— Рассказывала, да я не стала вникать. Что-то насчет земли, которой где-то владеет твой дядя, а мистер Артроуз хочет ее купить и понастроить отелей и еще чего-то. Впрочем, не в том суть. Главное в том, что нам надлежит умасливать всех представителей семейства Артроузов в доме, чего бы нам это ни стоило, на этом мы должны сосредоточиться. И — никому ни слова.

— Можешь быть спокойна. Бертрам Вустер — не болтун. Он умеет держать язык за зубами. Но почему вы так уверены, что Уилберт Артроуз тронутый? Мне он показался совершенно нормальным.

— А ты что, его видел?

— Мельком. На Тенистой поляне, он читал стихи этой барышне Миллс.

Мое сообщение произвело на нее сильное впечатление.

— Читал стихи? Читал стихи Филлис?

— Именно так. Странное занятие для такого типа. Комические куплеты — да. Если бы он исполнял комические куплеты, я бы еще мог это понять. Но он сыпал виршами из книжек вроде тех, что переплетают в мягкую красную кожу и продают во время рождественских праздников. Не берусь присягнуть на Библии, но стихи подозрительно смахивают на рубаи Омара Хайяма.

И снова мои слова произвели на нее неизгладимое впечатление.

— Это нужно прекратить, Берти, прекратить как можно скорее. Нельзя терять ни минуты. Ты должен пойти и положить этому конец. Немедленно.

— Кто, я? Но почему я?

— Потому что за этим тебя сюда и позвали. Разве тетя тебе не сказала? Она хочет, чтобы ты как тень следовал за Уилбертом Артроузом и Филлис. Твоя задача состоит в том, чтобы не дать ему возможности сделать ей предложение.

— Ты хочешь сказать, что я должен повсюду таскаться за ними, вроде частного детектива или полицейского шпика? Мне это не по вкусу.

— Вовсе не обязательно, чтобы тебе было по вкусу, — отрезала Бобби. — Просто делай, что тебе велят.

Всю жизнь я был послушной игрушкой в руках слабого пола, и поэтому скрепя сердце пошел и положил конец идиллии на Тенистой поляне, как мне было велено. Но на душе у меня было скверно — мало приятного, когда на тебя смотрят, как на назойливую муху, а именно так воспринимал меня Уилберт Артроуз. К моменту моего появления он уже покончил с художественным словом и, взяв Филлис за руку, по всей видимости говорил ей — или собирался сказать — нечто очень личное и интимное. Услышав мое бодрое «Эй, там», он обернулся, поспешно выпустил из рук девичью лапку и метнул на меня взгляд, очень похожий на тот, которым недавно одарил меня Обри Апджон. Он пробормотал себе под нос, что кто-то — я не расслышал, кто именно, — по-видимому нанялся сюда сторожем.

— Это опять вы? — сказал он.

Увы, это был опять я. Отрицать это было бы бесполезно.

— Не знаете, чем себя занять? — сказал он. — Почему бы вам не посидеть где-нибудь и не почитать хорошую книжку?

Я объяснил, что просто заскочил сказать, что на лужайке возле дома уже накрыт чай.

— О, Господи! — взволнованно пискнула Филлис. — Мне надо бежать. Папа не любит, когда я опаздываю к чаю. Он считает, что это невежливо по отношению к старшим.

Я видел, что с губ Уилберта Артроуза готовы сорваться слова о том, куда, по его мнению, мог бы пойти ее папа вместе со своими взглядами на вежливость по отношению к старшим, но огромным усилием воли он заставил себя сдержаться.

— Пойду погуляю с Крошкой, — сказал он и свистнул собаке, которая обнюхивала мои ноги, наслаждаясь изысканным ароматом Вустеров.

— Так вы не идете пить чай?

— Нет.

— Сегодня горячие булочки.

В ответ он лишь возмущенно фыркнул и широко зашагал прочь в сопровождении низкобрюхого пса, оставив меня с ощущением, что и от него мне вряд ли грозит подарок на святки. Весь его вид красноречиво свидетельствовал, что мне не удалось расширить круг моих друзей. С таксами у меня никогда не бывает проблем, но попытка подружиться с Уилбертом Артроузом с треском провалилась.

Когда мы с Филлис пришли на лужайку, то, к нашему удивлению, застали за столом только Бобби.

— А где папа? — спросила Филлис.

— Он неожиданно решил уехать в Лондон, — ответила Бобби.

— В Лондон?

— Во всяком случае, так он сказал.

— Но что случилось?

— Понятия не имею.

— Пойду поговорю с ним, — сказала Филлис и упорхнула прочь.

Бобби на минуту задумалась.

— Знаешь, что мне кажется, Берти?

— Что?

— Когда Апджон ушел из-за стола, он был просто в ярости, при этом в руках у него был свежий номер «Рецензий по четвергам». Видимо, прислали с дневной почтой. Он наверняка прочел отзыв Реджи на его книгу.

Вполне правдоподобно. Среди моих знакомых немало писателей (Боко Фиттлуорт — первое имя, которое приходит на ум), и все они неизменно дрожат от ярости, когда читают разгромные отзывы на свои опусы.

— Так ты знаешь про Селедкину статью?