Мигель Астуриас - Глаза погребённых

— Хватит! Может, пропустишь глоточек?

— Чем больше пьешь, тем больше чувствуешь себя человеком. Правда ведь, Самуэлито? Ну и молчалив этот Самуэлито! Ударь-ка лучше по струнам гитары да спой…

Там идут, там идут, там идут те, кто умрут, -

без любви, без любви, без любви люди нигде не живут…

— А я знаю этого седого, который призывал новеньких не работать. Он с побережья, только с другого… Из Тенедорес или из Лос-Аматес, где-то я его встречал, не помню только точно где — в Лос-Аматес или в Тенедорес…

— Тогда он не новичок в этих делах.

— Новичок не новичок, а по-новому все оборачивается.

Шумливый вечерний ветер раскачивает листья, застывшие в молчании, откликается на далекие отзвуки — гул морского прибоя, эхо камнедробилок, мычание животных на бойне, понявших, что пришел их час, лай собак близ домов, хлопанье крыльев белогрудых пеликанов, упругий и звучный свист полета серых цапель, пронзающих воздух, насыщенный влагой.

— Если соберемся вместе, нас будет…

Голос говорившего заглушили сильные аккорды гитар, которые, как изящные кобылицы, заливистым ржаньем отозвались на удары пальцев, пришпоривших крепче-крепче, чтобы те не упирались и дали бы волю звуку, — и как жаль, что нет тут женщин, с которыми можно было бы потанцевать, состязаясь в скорости с гитаристами.

Вихрь пыли поднял парень с лицом цвета апельсинового дерева, пустившийся плясать в одиночку. Кто-то в такт ему захлопал в ладоши. У остальных — они ели и пили — руки были заняты, бедные руки грузчиков бананов, грубые, натруженные.

Как только музыканты кончили играть сон, раздались аплодисменты и крики — те, кто уже успел изрядно выпить, бросились к Самуэлям с такими бурными объятиями, что музыкантам еле удалось спасти свои инструменты.

— Если соберемся вместе, нас вполне хватит… — продолжал твердить тот же голос — у этого человека что на уме, то и на языке, — и не потому, что нас много, а потому, что нас сплотила единая воля, вот как, например, сегодня. Сеньору Лино Лусеро…

— Не говори лучше об этом богаче и предателе, об этом изменнике! Ему были оставлены миллионы, чтобы он позаботился о рабочих, чтобы создал кооперативы. Только для этого ему оставили деньги — он должен был бороться против Компании, а что он сделал? Он и его братья, что они сделали?

— Я хотел передать вам, что сказал ему Рито Перрах — великий колдун. Он сказал: мы выиграем, отказавшись грузить бананы, если не заплатят нам больше.

— Послушайте…

— Потому что мы все вместе — масса…

— Вместе, но не вразброд! Послушай-ка… да, он, похоже, не спиртное пил, а штопоров наглотался. Взгляните, как глаза пялит.

— Дайте сказать…

— Лусеро передавал, что колдун как-то спросил его: «Видишь, что там?» — «Да, — ответил ему дон Лино, — вижу море». — «Большое, очень большое?" спросил его колдун. «Да, больше, чем большое, огромнейшее, и даже больше, чем огромнейшее… Великое, как господь бог». — «В том-то и дело, тебе оно кажется великим, как сам господь бог, а ведь оно состоит из капелек росы… Капелек, которые ты даже не различишь, каждая из них меньше булавочной головки, крошечная, как острие иглы, но эти капельки становятся грозной силой, когда сливаются со своими сестрами и образуют реки, озера, моря…»

— И даже этот урок его ничему не научил. Ну, ничего, это дорого ему обойдется! Недавно пришли к нему попросить, чтобы он помог семьям забастовщиков в Бананере, а он отказался. Заявил, что денег не даст, потому что забастовщики — это люди, которые сражаются ради желудка, а не ради идеалов…

Небо, чешуйчатое от серебристых и золотистых облачков, уходило куда-то за горизонт, за бесконечные ряды пальм, подвергавшихся постоянному натиску ветра и ударам ураганов. Гибкие и стройные пальмы гордо противостояли штормам, и ветер свирепо гудел в высоких кронах; в бурю, под ливнем, они походили на искрометные электроды, что источают золотые молнии и эхо грома. Но в тот вечер с Песков Старателей они казались созданными из тонких нитей.

— Мало собраться воедино, как эти бесчисленные капли, образующие море, — этого мало, надо уметь сопротивляться, как эти пальмы, которые кажутся от- сюда такими тоненькими и хрупкими, а ведь они выдерживают бурю лучше, чем гигантские деревья.

— Кто из вас знает, где живет тот великан, который отказался работать сам и призвал бросить работу других? Здесь ли он? Хорошо бы найти его, и, прежде чем мы снова возьмемся за гитары, надо бы поговорить с ним. Если уж начинать забастовку, то нужно привлечь побольше людей. Мы скажем ему, что празднуем прибавку к жалованью, ведь он тоже имеет право на праздник — он нам помог: отказался сам работать и призвал других не грузить бананы. Как вам кажется, ребята?..

Все согласились с ним и отправились на поиски незнакомца.

— Для доброго ли дела меня позвали и почему привели словно арестованного? — спросил великан, опустившись на песок вместе с остальными. — О, да у вас здесь праздник? Ну что ж, хорошо, раз вы меня приглашаете! Спасибо, а то торчал я тут, как одинокий пень — видите ли, товарищ, который был со мной, ушел!.. Не понравилось ему побережье, вот он и улетел… Ну, а что касается меня, так я здесь бросил якорь…

— Дружище, оставайся с нами, ежели тебе компании не хватает! Празднуем! По случаю прибавки ребята захотели поиграть на гитаре, попеть, поплясать. Впервые «Платанера» уступила требованиям рабочих. Это что-нибудь да значит!

— Конечно, надо отметить!

— Стоит отпраздновать, правда? Да и вам не мешает! Вы, дружище, сыграли в этом деле важную роль! Вам удалось объединить людей, которые были каждый сам по себе. Очень вовремя вы все сказали этой свинье, старшему десятнику. Если бы не вы, мы бы ничего не добились.

— До сих пор еще крещусь, — подскочил другой. — Хоть и смеются надо мной неверующие, а я вот верую в богоматерь. Священник говорит, что она чистая индеанка и протянет нам руку, чтобы сту… стук… стукнуть этих гринго-евангелистов…

— Преувеличивать, конечно, не стоит. Компании никакого убытка не принесет эта мизерная прибавка. Главное не в том, что они согласились на прибавку, а в том, как мы ее добились!

— Если бы не пошел дождь и не было срезано столько бананов, не дождаться бы нам прибавки…

— И если бы пароход в порту не стоял…

— Как бы то ни было, все это произошло даже не в силу тех причин, о которых вы говорите, — дескать, много было срезанных бананов, а в порту ждал грузовой пароход, не хотели вызывать полицию и разгонять грузчиков прикладами, и тому же начальнику досаждал геморрой, и десятника «Крюка» не было и так далее. Нет, дело не только в этом. Не будем приуменьшать значение нашей победы. Нам увеличили заработную плату, потому что мы отказались работать. И отказались все, как один, по-мужски. Без нас они могли бы получить все золото мира, но без нас они не смогут ничего выкачать из этих земель, где растут лучшие в мире бананы, на которых они наживаются! Что сейчас происходит? Мы помогаем им приумножать их богатства, и тем самым усугубляем нашу бедность, нашу нищету. Однако, товарищи, все это должно измениться. Все должно быть равно для всех. И, поверьте, будет очень плохо, если мы не сумеем, как нужно, воспользоваться нашим триумфом, будем размениваться на мелочи…