Мигель Астуриас - Глаза погребённых

— Ну и каналья этот старик! — воскликнул Сансур. — Агонизирует, еле-еле тянет…

— У него рак, — сказал Кей.

— Ну и ну, — отозвался Сансур. — В агонии, уже одной ногой в гробу, он все еще пытается вырвать у нас что-то, нанести нам удар, нейтрализовать забастовку путем прибавок к жалованью, а ведь это пахнет взяткой, подкупом…

— Он не церемонится и не скупится, — заметил Медина. — Компания будет действовать и через синдикаты, она будет давать подачки, чтобы выждать, пока мы устанем просить. Компания рассчитывает, что, как только будут удовлетворены экономические требования, рабочие нас покинут — и мы останемся одни-одинешеньки. Компания считает: далеко не всем рабочим ясно, что эти подачки дадут возможность Компании выиграть борьбу. Далеко не каждый понимает суть этих махинаций и вообще суть деятельности Компании в нашей стране. А она бросает на произвол судьбы то одну культуру, то другую, сокращает обработку плантаций, захватывает новые земли и их не обрабатывает. Я уж не говорю о других ее преступлениях, о всех ее темных делишках, в том числе о фальшивой бухгалтерии.

— Вот как раз поэтому я и говорил, что Компания попытается избежать открытого столкновения, она постарается пойти на уступки, на удовлетворение наших требований и таким образом парализует наше движение. А единственный выход — всеобщая борьба против «Тропикаль платанеры».

— Что ж, жребий брошен! — подытожил Флориндо.

Октавио Сансур подошел к двери, через которую в хижину ослепительным потоком врывался солнечный свет.

Отмена конституционных гарантий… Осадное положение… комендантский час…

Не отступит ли студенчество?.. Не отступят ли учителя?.. Действительно ли развернется забастовочное движение в университете, в средних учебных заведениях, в школах?.. Закроются ли частные колледжи?.. Поддержат ли забастовку в госпиталях, в судах? Будут ли стрелять войска в забастовщиков?.. Пойдет ли на уступки Компания?.. Падет ли правительство?..

С его бледных губ чуть было не сорвались еще два вопроса: «А Малена?.. А Зверь? ..»

Он зажмурил глаза, ослепленный ярким солнечным светом, а в голове неотвязно зудела мысль: «Оружие, пропаганда, полиция — вот в чем опора власти…»

— Ну, началось… — произнес Самуэлон, но конец фразы заглушил аккорд, который он сорвал со струн гитары, звучный аккорд народной песни, которую он все время тихо наигрывал, тогда как капитан Саломэ ему вторил.

— Да, кажется, началось… Официально мы знаем лишь одно: что правительство не сдает позиций… А вот эти аккорды у меня никак не получаются… — продолжал капитан, следя за пальцами гитариста, который одной рукой перебирал лады, а второй заставлял плакать струны. — Впрочем, есть и другие сведения. Студенты-медики уже покинули больницы и госпитали. В судах остались лишь судьи, они-то не могут объявить забастовку. Закрылись школы, потому что учителя бросили работу. Все меньше и меньше транспорта. Коммерция свертывается…

Самуэлон, внимательно прислушиваясь к этим сообщениям капитана, казалось, отвечал ему струнами гитары, подбирая маршевые мелодии, мажорные, боевые ноты. Струны говорили, кричали все громче, многозвучнее, неистовее, а капитан, с покрасневшими глазами и взъерошенными усами, продолжал уже громким голосом, словно забыл, что находится в комендатуре:

— И последняя, самая свежая новость: у него потребовали отставки.

— У кого?.. — Над струнами гитары взлетела рука Самуэлона, взлетел голос Самуэлона, и хотя он прекрасно понимал, у кого могли потребовать отставки, ему так хотелось услышать это еще раз. — У кого? — повторил он. — У кого потребовали отставки?..

Офицер провел кончиком языка по пересохшим губам.

— У того… у кого следовало… — произнес он в конце концов.

Самуэлон начал наигрывать на гитаре национальный гимн, однако офицер перехватил гриф.

— Это запрещено! — закричал он.

Они оба замолчали, сидя рядом, они были похожи на провинившихся школьников, виновных в том, что они знают об отставке Зверя. Это уже само по себе было преступлением.

— Играйте, играйте для маскировки… — процедил Саломэ.

Самуэлон не знал, что делать — плакать, играть или прыгать от радости, и в струнах гитары от искал выхода своим чувствам. Сумеет ли он доставить такую важную весть тем, кто его ждет? Табио Сан, Флориндо Кей, его братья — Самуэль и Самуэлито и остальные Старатели уже собрались, чтобы обсудить вопрос об объявлении забастовки на плантациях «Платанеры».

— А вы, военные, что вы будете делать? — осмелился спросить Самуэлон. — Что вы будете делать, как только официально объявят об отставке Зверя?

— Мы?.. — задумчиво произнес капитан Саломэ. — Мы будем выполнять приказы, мой друг, и продолжать учиться игре на гитаре.

— Я хотел вам сказать, что слух-то у вас есть, но только нужно упражнять пальцы, почаще делайте вот это движение — будто вы ловите блох, потому что это… — он прижал гитару к груди, — это большущая блоха, и если бы она могла говорить, то открыла бы пасть и попросила вас почаще повторять уроки.

— Мы и так упражняемся без конца… — Капитан отложил в сторону инструмент, встал и направился было к двери, но затем вернулся и снова сел. — Вот вы говорите, что у гитары — пасть, но, пожалуй, вот у кого действительно большая пасть — у тех, кто разглагольствует о забастовке, а подкинут им какую-нибудь малость, так они сразу же и заткнутся.

— Бывает и так, — ответил Самуэлон, на которого слова капитана подействовали, как струя холодной воды, и он даже поежился.

Он встал и положил гитару на постель капитана.

— Все здесь с нетерпением ждали, — продолжал капитан, — прибытия вашего вожака, и, однако, ничего не произошло, даже до сих пор неизвестно, прибыл ли он.

— Собственно говоря… — начал было Самуэлон, но, тут же спохватившись, что чуть было не проговорился, замолчал… Все-таки на этом человеке мундир офицера!.. Нет, он не выдаст даже под пыткой!.. Ни звука о том, где Табио Сан!..

— Ловкачи эти из Компании! — воскликнул капитан, глаза его вызывающе смеялись. — Пошли на все требования рабочих, и вот никто не шевельнулся — ни в Бананере, ни здесь, в Тикисате.

— Еще не ясно, начальник, пока еще ничего не ясно. Слухи всякие ходят. У рабочих много других требований, а Компания на них не отреагировала…

— Ну и что ж, что не отреагировала? Какой реакции еще ждать от них? Им главное — сорвать забастовку!

— Пока разногласий нет… — с трудом выдавил из себя Самуэлон, у него горели ноги — так хотелось сорваться с места, у него горели губы — так не терпелось скорее передать новости, у него горело все тело — так хотелось лететь скорей с важной вестью. — Пока среди наших нет разногласий, а среди ваших они появятся сразу же, как только станет известно об отставке, тогда-то и станет ясно, что у Компании руки коротки…