Оноре Бальзак - Второй силуэт женщины

— Все это жестокая правда, — сказала княгиня де Кадиньян.

— Потому-то, — продолжал Блонде, — светская женщина и живет между английским лицемерием и прелестной откровенностью восемнадцатого века: ублюдочная система, разоблачающая время, где ничто новое не похоже на прошедшее, где новшества ни к чему не ведут, где господствуют только оттенки, где значительные люди стушевываются, где различия чисто индивидуальны. Я убежден, что женщине, даже рожденной вблизи трона, невозможно постичь до двадцати пяти лет науку интриговать, невозможно понять значение мелочей, переливы голоса и гармонию красок, ангельское коварство и невинное плутовство, искусство болтовни и молчания, серьезности и шутки, ума и глупости, дипломатии и невежества, — одним словом, постичь все, что составляет сущность светской женщины.

— При таких взглядах, — спросила мадемуазель де Туш Эмиля Блонде, — куда же вы определите женщину-писательницу? Кто она, по-вашему? Светская женщина или нет?

— Если она не талантлива, то это — женщина никчемная, — ответил Эмиль Блонде, сопровождая ответ лукавым взглядом, который мог сойти за похвалу, откровенно обращенную к Камиллу Мопену. — Это мнение Наполеона, а не мое, — добавил он.

— Ах, не нападайте на Наполеона! [35] ...не нападайте на Наполеона! — Похвальное слово Наполеону впервые было напечатано в 1832 г. в «Беседе между одиннадцатью вечера и полуночью». — воскликнул Каналис [36] Каналис — великий, но бездушный поэт, прототипом которого иногда называют Ламартина, хотя более вероятна кандидатура Альфреда де Виньи; впервые был выведен Бальзаком в повести «Первые шаги в жизни» (1842), затем появилась «Модеста Миньон» (1844), где Каналис — один из главных героев, и уже после этого Бальзак ввел его имя во многие романы, написанные прежде, в том числе и в «Воспоминания двух юных жен» (в общей сложности он упоминается в восемнадцати произведениях «Человеческой комедии»). , сделав выспренний жест. — Конечно, у него были свои слабости, и одна из них — зависть к литературным дарованиям. Но кто сумеет объяснить, изобразить или понять Наполеона? Человека, которого изображают со скрещенными на груди руками и который совершил столько дел? Скажите, кто обладал более славной, более сосредоточенной, более разъедающей, более подавляющей властью? Своеобразный гений, пронесший повсюду вооруженную цивилизацию и нигде ее не закрепивший; человек, который мог всего достичь, потому что хотел всего; человек феноменальной воли, укрощавший недуг — битвой и однако же обреченный умереть в постели от болезни, после жизни, проведенной среди ядер и пуль; человек, голова которого вмещала законодательство и меч, слово и действие; проницательный ум, все предвидевший, кроме своего крушения; странный политик, в азартной своей игре бросавший без счета человеческие жизни и пощадивший трех людей: Талейрана, Поццо ди Борго [37] Поццо ди Борго Шарль Андре, граф (1768—1842) — дипломат корсиканского происхождения, поступивший на службу к русскому императору; посол России во Франции в 1814—1835 гг., Поццо ди Борго был одним из главных советников Александра I во время войны с Наполеоном; Меттерних руководил политикой Австрии, союзницы России в войне с Францией, а Талейран, при Империи занимавший важнейшие государственные посты, но с 1809 г. впавший в немилость, предчувствуя поражение Наполеона, перешел на сторону ею противников. и Меттерниха — дипломатов, смерть которых спасла бы его империю и которые в его глазах имели больше веса, чем тысячи солдат; человек, которому природа по исключительной милости оставила сердце в бронзовом теле; веселый и добрый в полночь, среди женщин, он утром без стеснения распоряжался Европой, как проказница девчонка для забавы расплескивает воду в ванне! Лицемерный и великодушный, любящий мишуру и одновременно простой, человек, лишенный вкуса, и покровитель искусства, — невзирая на все эти противоречия, он был инстинктивно или органически велик во всем; Цезарь — в двадцать пять лет, Кромвель — в тридцать, добрый отец и примерный супруг, как лавочник с улицы Пер-Лашез. Наконец он создал памятники, государства, королей, кодексы законов, стихи, роман, и все это больше по вдохновению, чем по правилам. Он хотел всю Европу сделать Францией! Сделав нас для всего земного шара бременем, едва не нарушившим законы тяготения, он оставил нас беднее, чем в тот день, когда наложил на нас руку. И он, завоевавший империю ради своей славы, утратил славу на краю своей империи, в море крови и солдат. Человек, который был весь мысль и действие, заключил в себе Дезэ и Фуше [38] ...заключил в себе Дезэ и Фуше. — Дезэ де Вейгу Луи Шарль Антуан (1768—1800) — французский полководец, погибший в битве при Маренго (14 июня 1800), где французские войска под командованием Бонапарта сражались с австрийскими; Фуше Жозеф (1759—1820) — во время Революции ярый сторонник революционных идей, член Конвента и активный участник Террора; при Империи министр полиции; после окончательного поражения Наполеона перешел на сторону Бурбонов и стал министром полиции при Людовике XVIII. Дезэ упомянут как воплощение деятельной честности. Фуше — как воплощение интеллектуальной бесчестности. .

— То — воплощенный произвол, то — сама справедливость, смотря по обстоятельствам! Настоящий король! — сказал де Марсе.

— Ах, какое утофольстфие слюшать фас! — воскликнул барон де Нусинген.

— А вы что думаете! Разве мы угощаем вас заурядными мыслями? — спросил Жозеф Бридо. — Если бы надо было платить за удовольствие беседы, как вы оплачиваете танцы или музыку, то всего вашего состояния на это не хватило бы! У нас острота дважды в одинаковой форме не подается.

— Неужели же мы действительно так измельчали, как полагают эти господа? — сказала княгиня де Кадиньян, обращаясь к женщинам с вопросительной и насмешливой улыбкой. — Неужели потому, что мы живем при таком режиме, который все умаляет и уже приучил нас любить простенькие блюда, маленькие квартирки, убогие картины, незначительные статейки, маленькие газетки, жалкие книжонки, — неужели должны измельчать и женщины? Почему сердце человеческое должно измениться оттого, что человек переменил одежду? Во все время страсти останутся страстями. Мне известны примеры изумительной преданности, возвышенных страданий, но им не хватает гласности, — славы, если хотите, которая в былое время превозносила заблуждения некоторых женщин. Но можно быть Агнесой Сорель [39] Сорель Агнеса (ок. 1422—1450) — фаворитка французского короля Карла VII, вдохновлявшая его на борьбу с англичанами. и не спасая короля Франции. Разве наша дорогая маркиза д’Эспар не стоит госпожи Дубле или госпожи дю Деффан [40] Мари Анна Дубле де Персан (1687—1771) и Мари дю Деффан (1697—1780) были хозяйками двух знаменитых парижских салонов XVIII века; роялистка княгиня де Кадиньян упрекает этих дам в причиненном ими зле, так как их салоны (в особенности салон госпожи дю Деффан) были местом сбора энциклопедистов-просветителей, своими теориями подготовивших французскую Революцию. , у которых говорили и делали столько зла? Разве Тальони не стоит Камарго [41] Мария Тальони (1804—1884) и Камарго (наст. имя и фам. Мария Анна Куппи; 1710—1770) — французские танцовщицы. ? Малибран разве не равна Сент-Юберти [42] Сент-Юберти Мария Антуанетта (1756—1812) — французская певица. ? Разве наши поэты не превосходят поэтов восемнадцатого века? Если в данное время, по вине лавочников, которые нами управляют, у нас нет собственного стиля, то разве Империя не накладывала на все своего отпечатка, подобно веку Людовика Пятнадцатого, и ее блеск не был сказочным? А разве измельчали науки?