Рю Мураками - Токийский декаданс

В комнате у него было много книг. Он с удовольствием выслушал мои рассказы про арабских партизан. Я завела разговор и о моем носе и шрамах на ноге, а он сказал, что такие вещи сильно ранят женское достоинство. Мне так понравился его ответ, что я решила жить вместе с ним у меня. Он приехал с Хоккайдо, в Токио учился в фотошколе, имел белую, как у девушки, кожу и был очень умным. Его звали Тоуру. Тоуру уважал меня за то, что я была садомазо-хисткой, ведь, по сути, мне не было необходимости продавать свое тело. Еще Тоуру много меня снимал. Он любил безлюдные парки, станции метро поздно ночью, когда уже отошла последняя электричка, заброшенные квартиры. Он снимал меня в подобных местах постоянно, а еще водил в кино, театр и на концерты и познакомил со своими друзьями.

Один раз во время съемок порно он снова пришел помогать с освещением. Я везде платила за него, потому что у него не было денег, и его это напрягало, вот он и пытался заработать хотя бы немного. Но все пошло не так хорошо в этот раз. Двое моих партнеров переусердствовали, когда вставляли в меня вибратор, мне стало больно, и я заплакала по-настоящему. Тоуру разозлился и заорал на них, чтобы они прекратили. Его избил порноактер, бандит, весь в татуировках, и еще оператор добавил от себя. В тот день я поняла, что Тоуру любит меня.

Он сказал мне, что что-нибудь придумает с деньгами, и запретил сниматься в порно. Он позвонил родителям, у которых была фирма по обезвоживанию продуктов на Хоккайдо, наврал, что ему нужно семьсот тысяч на немецкий фотоаппарат, и мы на эти деньги уехали на остров Гуам на пять дней. Там было очень жарко, мы постоянно занимались сексом и загорали. Под солнцем мой шрам на ноге изменил цвет и стал темным. Когда мы вернулись в Токио, деньги закончились.

Тоуру позволял мне работать в Эс-эм-клубе. Он считал, что у женщины должна быть свобода выбора, и к тому же думал, что при моих наклонностях необязательно заниматься сексом в прямом смысле этого слова. Я, в свою очередь, избегала разговоров о том, чем занимаюсь, при нем. Но однажды мне предложили сто тысяч иен за анальный секс, и я согласилась. У клиента в члене было вживлено с десяток силиконовых шариков. Он измазал меня маслом, истратил целых три тюбика, а потом начал иметь меня в анус. Моя задница потеряла девственность с каратистом, в нее свободно мог поместиться тот кусок мыла, который он хотел когда-то запихнуть в меня, поэтому я спокойно согласилась на секс. Но клиент так долго трахал меня силиконовыми шариками и еще засунул в анус свечу, что все порвал мне. Было очень больно, и текла кровь. Я не могла этого долго скрывать, и, когда мы ужинали спагетти, Тоуру заметил мое состояние. Он стал выспрашивать меня, и я ему все рассказала. Его тут же стошнило. Он начал было осматривать мои повреждения, пытаясь чем-нибудь полечить, но оттуда вдруг начала вытекать сперма того мужика с силиконовым членом. Он возмутился, но лично я не видела ничего предосудительного в этом и намекнула ему, что это стоило целых сто тысяч. На следующий день он ушел, оставив мне письмо. Задница заживала шесть дней.

Я снялась в пяти порнофильмах. Старалась, чтобы снимали только мое тело, а лица не было видно. Я очень уставала, но делала это отчасти потому, что втайне надеялась встретиться с Тоуру. Получилось это у меня всего один раз после его ухода. Я направилась в школу, где он учился. Когда он увидел меня, переменился в лице, подошел, взял за руку и пожелал мне счастья. Я, плача, пожелала ему того же, села в такси и уехала. Таксист увидел мой нос и спросил, занималась ли я боксом. Это стало последней каплей, я сорвалась, набросилась на него с заднего сиденья, схватила за шею и начала душить. Машина пошла влево, задела ограждение и врезалась в грузовик, стоявший на парковке. Таксист разбил голову, я тоже ударилась головой, и мое правое глазное яблоко сместилось к носу.

Я провалялась в больнице два месяца. С фирмой по вызову такси мы договорились обойтись без суда. Один раз меня навестил тот самый пудель, с которым мы прожили шесть лет. Наверное, услышал об аварии на работе.

Он рассказал о том, что женился, показал фотографии жены и детей. Мы ели печенье, которое он мне принес, и предавались воспоминаниям. Нам обоим было приятно видеть друг друга. Потом он погладил мой шрам на ноге и ушел.

Несмотря на две операции, глаз так и косил к носу. У меня закончились деньги, и по совету Каёко я уехала к себе домой, в свой родной город. С матерью я увиделась впервые за пять лет. Хотя она все знала о моей работе после того, как ее вызывали в полицию в связи с аварией, она ничего не сказала. Дом не изменился. На бетонном полу веранды по-прежнему виднелись следы от фейерверков.

Глаз иногда болел. Я решила вернуться в Токио и продолжить работу. Со сломанным носом, розовыми шрамами на ноге, с косым глазом у меня оказалось больше заказов, чем когда-либо. Я просто лучше всех терпела боль. Владелец оружейной лавки вызывал меня раз двенадцать в месяц и даже просил принадлежать исключительно ему.

Он купил мне темные очки от Ланвин, чтобы я скрывала свой искалеченный глаз. В тот день из вечерних газет я узнала, что мой каратист погиб в автокатастрофе. Я взяла у Каёко платье и отправилась на похороны. Когда я воскуривала палочки с благовониями, его друзья спросили меня, кто я. Я соврала, что мы встречались раньше в Иране.

Он часто снится мне по ночам. Во сне мы в пустыне, где-то, похоже, в Средней Азии. Мы с ним едем по пустыне, только не на верблюде, а на машине.

Мне скоро тридцать. Каёко сделала меня своей компаньонкой. Это не совсем обычная фирма, как вы понимаете. После того как во время работы мужчины льют мне расплавленный воск на задницу и спину, я прихожу домой и после душа рассматриваю оставшиеся следы. Я люблю боль, о которой напоминают эти следы. Они для меня как следы от фейерверков на бетонном полу родительской веранды.

Символы счастья.

Он, похоже, был разочарован моим внешним видом. Единственное мое достоинство заключается в том, что я молода, а так у меня толстые веки, похожие на гусениц, бледные губы, похожие на гусениц, и пальцы на руках и ногах тоже похожи на гусениц. Да и вся я похожа на большую гусеницу, а самое худшее то, что он был достаточно молод. Мне двадцать лет, хотя, по правде говоря, далеко уже за двадцать. У моего друга есть брат, который еще на «тойоте-соарер» катался, его сейчас за наркоту посадили. Я спала с ним пару раз на татами, правда, у меня на заднице следы от татами отпечатались. Так вот, лет мне столько же, сколько и ему. Может, побольше даже.

— Добрый вечер, я из «Змеиного гнезда», — представилась я.

Он засмеялся:

— Звучит как название тренировочного зала для профессиональных рестлеров.