Тобайас Смоллет - Приключения Перигрина Пикля

Слуги, услыхав знакомый звук, весело высыпали из дома и, узнав, что вернулся их молодой господин, разразились такими громкими криками, что привели в изумление коммодора и его супругу и пробудили сладкие предчувствия у Джулии, чье сердце неистово забилось. Выбежав впопыхах, взбудораженная надеждой, она пришла в такое волнение, что буквально лишилась чувств в объятиях Пикля. Но вскоре она очнулась, и Перигрин, выразив ей свою радость и любовь, отправился наверх и предстал перед крестным отцом и теткой. Миссис Траньон встала и приветствовала его ласковым поцелуем, вознося благодарность богу за благополучное его возвращение из страны нечестивой и порочной, где, как надеялась она, нравственность его не пострадала и религиозные убеждения не изменились и не понесли ущерба. Старый джентльмен, прикованный к креслу, онемел от радости при его появлении и после многих неудачных попыток подняться разразился, наконец, залпом ругательств по адресу своих собственных ног и протянул руку крестнику, который почтительно ее поцеловал.

Закончив обращение к подагре, которая ежедневно в ежечасно навлекала на себя его проклятья, он сказал: Ну, мой мальчик, мне теперь все равно, скоро ли я пойду ко дну, раз ты благополучно вернулся в гавань. А впрочем, это чертовская ложь: мне бы хотелось продержаться на воде, покуда я не увижу здорового мальчугана, твоего сына. Будь прокляты мои мачты! Я тебя так люблю, что считаю своим собственным отпрыском, хотя мне и непонятно, как ты попал на верфь.

Затем, обратив свой глаз на Пайпса, который к тому времени пробрался к нему в комнату и произнес обычное приветствие: «Здорово!» — он воскликнул:

— Эге! И ты тут, селедочная морда, тюлений сын! Как же это ты посмел улизнуть от своего старого командира? Ну, да ладно, собака! Вот тебе моя лапа, я тебя прощаю за твою любовь к моему крестнику. Ступай, крепи такелаж, прикажи выкатить во двор бочку крепкого пива, вышибить втулку и вставить насос на пользу всех моих слуг и соседей; и пусть дадут залп из патереро и устроят иллюминацию в крепости, празднуя благополучное возвращение вашего хозяина. Клянусь богом, если бы мне еще служили эти проклятые расшатанные подпорки, я бы проплясал матросский танец не хуже любого из вас!

Затем внимание его обратилось на мистера Джолтера, который удостоился особых знаков расположения и обещания вознаградить его за заботы и благоразумие, с коим он надзирал за воспитанием и нравственностью нашего героя. Гувернер был так растроган великодушием своего патрона, что слезы струились у него по щекам, покуда он выражал свою признательность и величайшее удовлетворение, доставленное ему созерцанием совершенств своего воспитанника.

Тем временем Пайпс не забыл о полученном приказе. Появилась бочка пива, ворота были открыты для всех желающих, дом освещен, и дано несколько залпов из патереро. Такое событие не преминуло привлечь внимание окрестных жителей. В клубе у Танли были изумлены пальбой, которая вызвала разнообразные умозаключения среди проницательных членов этого общества. Трактирщикзаметил, что, по всей видимости, коммодора потревожили домовые, почему он и приказал дать сигнал тревоги, выстрелив из пушек, как сделал это двадцать лет назад, когда его посетила такая же беда. Сборщик акциза с веселой усмешкой высказал опасение, не умер ли Траньон и не являются ли эти залпы по случаю его смерти двусмысленными, как знак скорби или радости его супруги. Адвокат предположил, что Хэтчуей женится на мисс Пикль и что свадьбу отмечают стрельбой и иллюминацией, а затем Гемэлиел проявил слабые признаки оживления и заметил, что, быть может, сестра его разрешилась от бремени.

Покуда они блуждали в лабиринте догадок, компания крестьян, которые пили в кухне, отправилась разузнать причину стрельбы, поскольку ноги служили им лучше, чем воображение.

Услыхав, что во дворе стоит бочка крепкого пива и слуги приглашают их выпить, они, вместо того чтобы вернуться в таверну и провести там вечер, избавили себя от хлопот и расходов и встали под знамя Тома Пайпса, председательствовавшего на пиру.

Когда весть о возвращении Перигрина распространилась по приходу, священник и трое-четверо джентльменов, живших по соседству и расположенных к нашему герою, тотчас явились в крепость, чтобы принести поздравления по случаю счастливого события, и получили приглашение отужинать. Изысканное угощение было приготовлено под руководством мисс Джулии, прекрасной хозяйки, а коммодор так развеселился, что, казалось, помолодел от радости.

Среди тех, кто удостоил это празднество своим присутствием, находился мистер Кловер, ухаживавший за сестрой Перигрина. Столь велика была его страсть, что, покуда остальные гости были заняты своими кубками, он воспользовался минутой, когда наш герой не участвовал в разговоре, и в любовном нетерпении стал молить, чтобы тот не препятствовал его счастью, уверяя, что, поскольку позволяет ему его состояние, он готов сделать любую дарственную запись в пользу молодой леди, которая была владычицей его сердца.

Наш юноша учтиво поблагодарил его за благородные намерения и добрые чувства к его сестре и сказал ему, что в настоящее время не видит причины препятствовать его желанию; что он разузнает о склонностях самой Джулии и побеседует с ним о способе удовлетворить его желание, но покуда просит отложить обсуждение вопроса, столь важного для них обоих. Напомнив ему о радостном событии, по случаю которого они здесь собрались, он с такой быстротой пустил по кругу бутылку, что веселье стало шумным и несдержанным; они то и дело разражались хохотом без всякой к тому причины, если не считать кларета. За взрывами смеха последовало пенье вакхических песен, в котором сам старый джентльмен пытался принять участие; степенный гувернер щелкал пальцами, отбивая такт, а приходский священник подпевал с самым бессмысленным видом. К полуночи чуть ли не все были пригвождены к своим стульям, словно их удерживала какая-то волшебная сила, и это неудобство усугубилось еще тем, что все слуги в доме находились в таком же положении; итак, им поневоле пришлось отдыхать сидя и клевать носом, и вся компания напоминала сборище анабаптистов.

На следующий день Перигрин беседовал со своей сестрой о предложении мистера Кловера, который, как сказала она ему, хотел положить на ее имя четыреста фунтов и жениться на ней, не требуя никакого приданого. Затем она сообщила ему, что в его отсутствие несколько раз получала вести от своей матери, приказывавшей ей вернуться в отчий дом, но она отказалась повиноваться этому распоряжению, следуя советам и настояниям своей тетки и коммодора, совпадавшими с ее собственными желаниями, ибо у нее были все основания предполагать, что мать добивается только возможности мучить ее суровым и жестоким обращением. Злоба этой леди приняла столь непристойную форму, что, увидав однажды свою дочь в церкви, она встала и до прихода священника осыпала ее язвительнейшими ругательствами в присутствии всех прихожан.