Тобайас Смоллет - Приключения Перигрина Пикля

Как только газета попала в мои руки, я снова пришла в замешательство и, опасаясь оставаться в городе, решила с согласия моего возлюбленного принять приглашение герцога К., вернувшегося в Англию с той леди, о которой я упоминала как об участнице наших званых вечеров в Париже. Навестив мою малютку, я на следующий день отправилась в поместье герцога — изящный chateau [62] Замок ( франц. ). , расположенный в очаровательной местности. Мистер С. последовал за мной через несколько дней. Мы были встречены с большим радушием; его светлость, крайне любезный и добродушный человек, жил на широкую ногу и любил повеселиться; мадам ла Т. была создана для того, чтобы очаровывать всех; в доме всегда было много гостей, и мы приятно проводили время, развлекаясь бильярдом, картами, охотой, прогулками, чтением и болтовней.

Но счастье мое обычно бывало непродолжительным. В эту блаженную пору жизни меня постигло большое горе — смерть моей бедной дорогой малютки, к которой я питала такую нежность, какую, пожалуй, никогда не могла бы питать к плоду законного брака; ибо обстоятельства, сопровождавшие ее рождение, создали бы для нее непреодолимые трудности на протяжении всей жизни и поставили бы ее в полную зависимость от моей любви и защиты.

В то время как я оплакивала безвременную гибель этого прекрасного цветочка, приехал мой муж и потребовал меня как свою жену. Но процесс, который я тогда начала против него, лишал его в то время прав мужа; поэтому герцог отказался отдать меня ему.

Через полгода он повторил свой визит и свое требование. Мы заключили договор, по которому я соглашалась жить с ним в одном доме на том условии, что он никогда не пожелает спать со мной или прибегать к другим средствам для нарушения моего покоя; в противном случае я получаю свободу, могу его снова покинуть и имею право на особое содержание. По совету моих адвокатов я согласилась на эти пункты договора с целью получить карманные деньги, которые ни разу мне не выплачивались с того момента, как я с ним рассталась; я вынуждена была продавать свои драгоценности, — их было очень много, — отданные мне в полную мою собственность. Что касается моего возлюбленного, то он не имел средств меня содержать; по этой причине я была очень осмотрительна и старалась не увеличивать его расходов.

Три года наслаждались мы обществом друг друга, и в течение этих лет наша взаимная страсть не ослабевала, а моего счастья не отравляло ничто, если не считать удара судьбы, о котором я упоминала, и размышлений о том, какое огорчение я причинила моему дорогому и горячо любимому отцу; обидеть его заставила меня более могущественная страсть, одержавшая победу над всеми другими соображениями. Если теперь я была вынуждена порвать эту пленительную связь, то едва ли можно сомневаться в том, что разлука принесла нам великое горе и отчаяние. Однако другого выхода не было. Я вырвалась из его объятий, выразила свою благодарность герцогу и, попрощавшись с его семейством, отправилась в назначенное место, где была встречена мужем; его сопровождал дворецкий, недавно им нанятый, который впоследствии явился главным виновником наших размолвок. Мой муж, покинув свой городской дом, отвел меня на свою квартиру на Пел-Мел и в первую же ночь стал настаивать, чтобы я с ним спала, но я отказала ему на основании нашего соглашения.

Пререкания перешли в ссору, вследствие чего я сделала попытку покинуть дом. Он попробовал воспрепятствовать мне, но я заперла его на замок, сбежала вниз и, наняв карету, поехала к отцу, где и провела ночь; семья отца была в городе, а сам он находился в поместье. Я немедленно ему написала и, когда он приехал в Лондон, объявила о своем желании жить отдельно от мужа. Убедившись в моей решимости и упорстве, он в конце концов согласился на раздельное жительство, и это согласие я почитала в то время окончательным и нерушимым.

Я приютилась под крылышком снисходительного отца, который вернул мне расположение, предполагая, что моя связь с мистером С. скоро порвется. Хотя по всем признакам мы разошлись навсегда, но предварительно мы условились поддерживать отношения тайно, чтобы не привлекать внимания света, с мнением которого я снова вынуждена была считаться.

Наши чувства, когда я прощалась с ним в поместье герцога К., были искренни и непритворны, и я жила в сладостной надежде снова увидеть его любящим и пылким по-прежнему; но однажды вечером, когда я ложилась спать, мой адвокат, получавший мои письма, принес мне записочку. Увидев почерк мистера С., я распечатала ее с нетерпением, свойственным женщине, разлученной с возлюбленным.

Как описать изумление и ужас, охватившие меня, когда я пробежала ее содержание! Нежных клятв и уверений не было, это роковое послание начиналось так: «Сударыня, лучшее, что вы могли бы сделать, — это возвратиться к своему отцу», или нечто в этом роде — нечто холодное и убийственное.

Земля и небо! Что я должна была почувствовать, читая эти страшные слова! В глазах у меня потемнело, я покрылась холодным потом и была столь ошеломлена удивлением и горем, что присутствующим показалось, будто я умираю от сильнейшего потрясения. Желая мне помочь, они предложили крепкие спиртные напитки, которые не возымели никакого действия, хотя я в течение целых восьми лет не пила ничего кроме воды. И я в самом деле погибла бы от первых приступов скорби, если бы она не разрешилась слезами и воплями, не смолкавшими всю ночь, к изумлению семьи, которую мой припадок встревожил и пробудил от сна. Отец был единственным, кто догадывался о причине моих страданий; он заявил о своей уверенности в том, что мне было нанесено оскорбление — либо в письме, либо через посланца — этим негодяем С., так он назвал его в озлоблении своем.

При упоминании этого имени мои муки достигли такой степени, что все присутствующие плакали, видя мое жалкое состояние. Бедный отец пролил потоки слез и заклинал меня открыть ему причину моего волнения; тогда, желая скрыть истину, я умерила его беспокойство, притворившись, будто мой возлюбленный болен. Мои родные пробыли у меня, пока я не успокоилась, а затем оставили на попечение горничной, которая уложила меня в постель около шести часов утра; но сон бежал от меня. Я снова и снова обдумывала каждый свой шаг, пытаясь открыть причину этой роковой перемены в расположении мистера С., но не могла вспомнить ничего, что могло бы его оскорбить, и решила, что злонамеренные люди нашептали ему что-то мне во вред.

С этими мыслями я проснулась и послала к нему своего адвоката с письмом, в котором настаивала на встрече с ним, чтобы я могла себя оправдать — задача, которую легко было выполнить, поскольку не было на мне греха, кроме чрезмерной любви к нему. С великим нетерпением я ждала возвращения своего посланца, который принес мне ответ, составленный в самых холодных и учтивых выражениях, какие могло продиктовать только равнодушие; он оповещал, что ни в чем не может меня обвинить, но что для блага нас обоих необходимо расстаться. Об этом он должен был подумать раньше, чем я принесла в жертву все ради любви к нему! Я чуть с ума не сошла, получив это подтверждение его непостоянства. И по сей день я удивляюсь, как я от отчаяния не лишилась рассудка! Горе заставило меня забыть о приличиях и сдержанности. Отцу я сказала, что С. умирает, и я должна немедленно его навестить. Удивленный таким намерением, заботливый отец стал говорить мне о роковых последствиях столь опрометчивого шага, напомнил о том, сколь трудно ему было убедить мою мать и дядю, чтобы они простили мое неблагоразумное поведение, и сообщил о своем решении увезти меня на следующий день в поместье, где я могла бы прийти в себя; теперь же я рискую лишить себя всех прав на их уважение и совершить новую роковую ошибку, которую исправить нельзя; как бы ни было ему больно, но при таких обстоятельствах он вынужден будет прогнать меня навсегда.