Эрнест Хемингуэй - Зеленые холмы Африки

– Хэлло! Хэлло! – приветствовал он меня. – Не было удачи? Ничего не вышло? Где же куду?

– Фыркнул разок и удрал, – ответил я. – Добрый день, дорогая!

Жена улыбнулась. Она все время тревожилась за меня. Она и Джексон, которого мы называли «Старик», с рассвета напряженно прислушивались, ожидая моего выстрела. Прислушивались даже после того, как приехал гость; прислушивались, когда писали письма, когда читали, и все время, пока Кандиский болтал.

– И вы его не убили?

– Нет. Он больше не показывался.

Я заметил, что Старик тоже встревожен и мрачен. Видно, гость был не из молчаливых.

– Выпейте пива, полковник, – обратился он ко мне.

– Мы спугнули одного, – продолжал я. – Стрелять было нельзя. Там уйма следов. Но мы ждали напрасно. Ветер мешал. Спросите у проводников, если не верите.

– Я уже говорил полковнику Филипсу, – вмешался Кандиский, приподняв со стула свой обтянутый кожаными штанами зад и закидывая одну голую волосатую ногу на другую, – нельзя вам здесь задерживаться! Поймите, надвигаются дожди. Когда они начнутся, местность станет непроходимой на двенадцать миль вокруг. Это безумие.

– Да, он говорил это, – подтвердил Старик. – Кстати, – это относилось к Кандискому, – называйте меня просто мистер Филипс. Военные звания у нас в ходу вместо прозвищ. Если вы сами полковник, не обижайтесь на нас. – Затем Старик повернулся ко мне. – Плюньте на солонцы. Перестаньте туда ездить, и вы добудете куду в два счета.

– Конечно, эти солонцы – одна морока, – согласился я. – Все кажется, что вот-вот подвернется удобный случай.

– Попытайте счастья на холмах.

– Ладно, попробую.

– В конце концов, на что вам убивать куду? – спросил Кандиский. – Не принимайте этого так близко к сердцу. Велика важность! За год можно настрелять штук двадцать.

– Об этом, пожалуй, лучше не заикаться в охотничьей инспекции, – заметил Старик.

– Вы меня не поняли, – возразил Кандиский. – Я говорю только, что это возможно . Но, разумеется, никто не захочет сделать такое.

– Да, конечно, – согласился Старик. – В стране куду это нетрудно: чаще всего здесь встречаются крупные антилопы именно этой породы. Но когда они нужны, их нет.

– А я вот не признаю охоты, – сказал Кандиский. – Почему бы вам не поинтересоваться лучше туземцами?

– Мы ими интересуемся, – заверила его моя жена.

– Право же, они прелюбопытный народ! Вот послушайте… – И Кандиский начал что-то ей рассказывать.

– Знаете, в чем беда? Когда я охочусь на холмах, меня мучает мысль, что эти твари внизу, на солонце, – сказал я Старику. – Самки сейчас в холмах, но самцы вряд ли с ними. Приходишь на солонец вечером и видишь следы! Они были на этом треклятом месте! По-моему, они ходят туда во всякое время дня.

– Возможно.

– Я уверен, что там попадаются все новые самцы. Вероятно, они приходят на солонец раз в несколько дней. Некоторые, безусловно, уже пуганые: ведь Карл убил одного. Если бы он хоть уложил его с первого выстрела, а не гонялся за ним по всей округе! Бог мой, хоть бы раз он уложил зверя с первого выстрела! Ну, да ничего, придут другие куду. Остается только ждать: не могли же все они пронюхать о нас. А все-таки Карл здорово испортил нам охоту здесь.

– Он всегда так волнуется, – заметил Старик. – Но он славный малый. Помните, как ловко он уложил леопарда? Лучшего выстрела и желать нельзя. Подождем, пусть антилопы успокоятся.

– Правильно. Я на него и не сержусь.

– А не засесть ли вам у солонца на весь день?

– Ветер, черт бы его побрал, начал кружить и разнес наш запах во все стороны. Что толку теперь там сидеть? Разве что наступит затишье. Сегодня Абдулла захватил ведро золы.

– Да, я видел.

– Подобрались мы к солонцу, там ни ветерка, и уже совсем рассвело – можно было стрелять. Абдулла все время подбрасывал золу, проверял, нет ли ветра. Я велел туземцам остановиться и вдвоем с Абдуллой двинулся вперед. Мы шли очень тихо. На мне были башмаки на войлочной подошве, а почва там черная и рыхлая. Но все-таки мы спугнули этого проклятущего куду уже в пятидесяти шагах.

– А уши у куду вам ни разу не удалось разглядеть?

– Уши? Если бы мне удалось разглядеть уши какой-нибудь из этих подлых тварей, она была бы уже освежевана.

– Да, подлые твари! – согласился Старик. – Не по вкусу мне охота на солонцах. Куду вовсе не так уж хитры, как нам кажется. Но вы охотитесь на них там, где они всегда настороже: ведь их стреляют на солонцах, с тех пор как эти солонцы существуют.

– Это мне и любо, – ответил я. – Я готов охотиться здесь хоть целый месяц. Что может быть лучше засады? Не надо бегать, потеть. Сидишь себе, ловишь мух да скармливаешь их муравьиным львам. Благодать! Только вот время…

– В том-то и беда. Времени мало.

– Так вот, – говорил между тем Кандиский моей жене, – вы непременно должны посмотреть эти большие «нгомы», пляски на празднествах туземцев. Это самые настоящие национальные танцы.

– Послушайте, – сказал я Старику. – Второй солонец, где я был вчера вечером, – самый надежный, только уж очень близко от этой вонючей дороги…

– Если верить следопытам, туда ходят одни мелкие куду. И потом – это слишком далеко. Восемьдесят миль в оба конца.

– Знаю. Но ведь мы видели там следы четырех крупных самцов. Уверяю вас, если бы не вчерашний грузовик… А не засесть ли мне там сегодня с вечера? Просижу всю ночь и утро, а потом плюну на этот солонец. Там побывал еще и огромный носорог. Во всяком случае, следы мы видели огромные.

– Ну что ж, – согласился Старик. – Может, заодно убьете и носорога. – Старик ненавидел всякое бессмысленное убийство – и убийство, совершаемое между прочим, ради эффекта, и убийство ради убийства, – мирясь с ним лишь тогда, когда страсть охотника сильнее отвращения к смерти или охотник этот стремится завоевать пальму первенства. И я видел, что он предлагает мне убить носорога только для того, чтобы сделать мне приятное.

– Я не стану убивать его, разве что он окажется очень уж хорош, – пообещал я.

– Ладно, убейте шельмеца, – расщедрился Старик.

– Эх, Старик…

– Да, убейте его. Вам доставит удовольствие расправиться с ним в одиночку. Рог вы сможете продать, если он вам не нужен. У вас ведь лицензия еще на одного носорога.

– Ну что? – вмешался Кандиский. – Разработали план кампании? Сговорились, как перехитрить бедных зверей?

– Да, – сказал я. – А как ваш грузовик?

– Грузовик отслужил свое, – ответил австриец. – И знаете, я даже рад этому. Слишком многое с ним связано. Грузовик – это все, что осталось от моей «шамбы». Теперь у меня ничего нет, и жить стало куда проще.

– Что значит «шамба»? – спросила моя жена. – Уж сколько времени слышу это слово. Но я почему-то стесняюсь спрашивать, что означают всякие местные слова.