Эрнест Хемингуэй - Зеленые холмы Африки

– Полюбуйтесь-ка! – крикнул я ему. Он взглянул, пробормотал: «Боже!» – и скрылся в палатке.

– Куда же вы? – сказал я. – Не надо обращать на него внимания, вот и все.

Старик снова вышел с книгой, и мы сидели и болтали, словно не замечая Гаррика, который все еще щеголял своим головным убором.

– По-моему, этот болван к тому же выпил, – заметил я.

– Возможно.

– От него несет спиртным.

Старик, не глядя на Гаррика, тихо сказал ему несколько слов.

– Что вы ему сказали?

– Велел одеться по-человечески и быть готовым в путь.

Гаррик удалился, покачивая перьями.

– Не вовремя он нацепил эти перья, – заметил Старик.

– Некоторым они нравятся.

– В том-то и дело. Этих молодцов без конца фотографируют в таком виде.

– Безобразие, – возмутился я.

– Черт знает что, – поддакнул Старик.

– Если мы и в последний день вернемся ни с чем, я готов всадить Гаррику пулю в зад. Что мне за это будет?

– Могут выйти серьезные неприятности. Тогда уж лучше стрелять в нас обоих.

– Ну нет, только в Гаррика.

– Лучше не надо. Помните, что отдуваться придется мне.

– Я же шучу, Старик.

Появился Гаррик, уже без своего убора, а за ним Абдулла, и Старик обменялся с ними несколькими словами.

– Они предлагают охотиться у холма на новом месте.

– Превосходно. Когда же?

– Хоть сейчас. Кажется, будет дождь. Так что поторапливайтесь.

Я послал Моло за своими сапогами и плащом, а М'Кола вынес мне из палатки спрингфилд, и мы вместе пошли к машине. Погода весь день стояла облачная, хотя утром и после полудня солнце время от времени проглядывало сквозь тучи. Надвигались дожди. Вот и сейчас уже начало моросить, и саранча больше не летала в воздухе.

– Страшно хочется спать, – сказал я Старику. – Давайте выпьем.

Мы стояли возле кухонного костра под большим деревом, и мелкий дождик шелестел в листве над нашими головами. М'Кола принес флягу с виски и торжественно вручил ее мне.

– Хотите? – предложил я Старику.

– Что ж, выпить никогда не мешает.

Мы выпили оба, и Старик пробормотал:

– Черт бы их побрал.

– Черт бы их побрал, – повторил за ним и я.

– Может, все-таки наткнетесь на какие-нибудь следы.

– Мы обыщем всю местность.

Наша машина свернула вправо, на дорогу, миновала хижины туземцев, потом свернула влево, на плотно убитую, красную глинистую тропу, огибавшую холмы и с обеих сторон теснимую деревьями. Дождь уже лил вовсю, и мы ехали медленно. В глине, по-видимому, было много песка, так как колеса не буксовали. Вдруг Абдулла, сидевший сзади, пришел в сильное возбуждение и попросил Камау остановиться. Тот затормозил, мы вылезли из машины и прошли немного назад. На сырой глине отчетливо виднелись свежие следы куду. Антилопа прошла здесь каких-нибудь пять минут назад, не больше: края отпечатков были острые, и взрыхленная копытами земля еще не успела размокнуть под дождем.

– Думи, – сказал Гаррик, откинув голову, и широко растопырил руки, чтобы показать, какие огромные рога у этого животного. – Кубва сана!

Абдулла подтвердил, что это самец, и притом большущий.

– Пошли! – скомандовал я.

Идти по следу было легко, и мы знали, что куду где-то близко. Под дождем или снегом подобраться к зверю гораздо проще, и я был уверен, что сегодня удастся поохотиться. След сквозь густой кустарник вывел нас на прогалину. Я остановился, чтобы протереть мокрые очки и продуть прицел моего спрингфилда. Дождь теперь хлестал как из ведра, пришлось надвинуть шляпу на самые глаза, чтобы не заливало очки. Едва мы обогнули прогалину, впереди послышался треск, и я увидел серое с белыми полосами животное, которое продиралось сквозь кустарник. Я вскинул ружье, но М'Кола схватил меня за руку. «Манамуки!» – прошептал он. Это была самка куду. Мы подошли к тому месту, где она только что стояла, но других следов там не оказалось. Сомнений быть не могло: от самой дороги мы шли по следу этой антилопы.

– Вот тебе и «думи кубва сана»! – сказал я Гаррику с ядовитым сарказмом и жестом изобразил здоровенные рога, которые якобы растут у него на голове.

– Манамуки кубва сана, – пробормотал он огорченно и кротко. – Какая огромная самка!

– Эх ты, вшивый франт в страусовых перьях, – сказал я ему по-английски. – Манамуки! Манамуки! Манамуки!

– Манамуки, – подтвердил М'Кола, кивнув головой.

Я достал словарь, но, не найдя там нужных слов, знаками объяснил М'Кола, что мы вернемся на дорогу кружным путем и поглядим, нет ли других следов. Мы долго бродили под дождем, вымокли до нитки, но ничего не нашли и вернулись к машине; так как дождь стал утихать, а дорогу не развезло, решено было ехать дальше, пока не стемнеет. Облака клубились по склонам холмов, с деревьев капала вода; мы тщетно вглядывались в даль, но антилоп не было нигде – ни на открытых полянах, ни в зарослях кустарника, ни на зеленых склонах. Наконец стемнело, и мы вернулись в лагерь. Мой спрингфилд был весь мокрый, и когда мы вылезли из машины, я велел М'Кола хорошенько вычистить и смазать его. М'Кола кивнул, и я, войдя в палатку, где горел фонарь, снял с себя все, вымылся в брезентовой ванне и вышел к костру в халате, надетом поверх пижамы, освеженный и довольный.

Мама и Старик уже сидели у огня. Мама встала, чтобы налить мне виски с содовой.

– М'Кола все нам рассказал… – начал Старик, не двигаясь с места.

– Да, здоровенная была самка, – отозвался я. – Я чуть не уложил ее. Как по-вашему, куда ехать завтра утром?

– Пожалуй, на солонец. Наши дозорные просматривают оба холма. Помните того старого деда из деревни? Он как одержимый ищет куду где-то за холмами. Он и еще второй, вандеробо. Они ушли три дня назад.

– Почему бы нам не попытать счастья на том солонце, где повезло Карлу? Авось и для меня выдастся счастливый день.

– Конечно.

– Беда только, что день этот последний, потом солонец могут затопить дожди. Когда мокро, соли не остается и в помине. Одна грязь.

– В том-то и дело.

– Мне бы только увидеть куду.

– А когда увидите, не забудьте: нужно выждать, пока он подойдет поближе. Выждать и стрелять наверняка.

– Об этом-то я не беспокоюсь.

– Поговорим о чем-нибудь другом, – сказала Мама. – Этот разговор действует мне на нервы.

– Жаль, что этот малый, Кожаные Штаны, не с нами, – заметил Старик. – Черт возьми, вот кто умеет поговорить. При нем и у вашего муженька язык развязывался. Разыграйте-ка снова ту комедию про современных писателей.

– Подите к черту.

– Почему у нас нет никакой интеллектуальной жизни? – сказала Мама. – Почему вы, мужчины, никогда не поговорите о мировых проблемах? Почему я ничего не знаю о том, что творится на свете?

– На свете черт знает что творится, – сказал Старик.

– Ужас, да и только.