Силвия Плат - Под стеклянным колпаком

Через некоторое время я начала воспринимать какой-то слабый и текучий шум. Примерно минуту я думала, что это из стен принялась сочиться накопившаяся в них сырость, но потом увидела в дальнем конце помещения небольшой фонтанчик.

Вода этого фонтанчика вздымалась из ржавой трубки на несколько дюймов вверх, разбивалась там на две струи и с глухим плеском падала в переполненную желтоватой жидкостью чашу. Чаша была белого цвета и овальной формы и наводила на мысль об общественном туалете.

Зазвенел звонок. В глубине здания начали открываться и закрываться двери. Появился Бадди:

— Привет, папа.

Бадди похлопал отца по плечу и сразу же, с чудовищно ослепительной улыбкой, направился ко мне и протянул руку. Я пожала ее. Она была на ошупь влажной и жирной.

Мы с мистером Уиллардом сидели на кожаном диване. Бадди сел на краешек кресла прямо напротив нас. Он непрерывно улыбался, словно уголки его губ были подтянуты вверх на невидимой проволоке.

Меньше всего я ожидала увидеть его таким толстым. Каждый раз, когда я представляла его себе в санатории, я видела впалые щеки и глаза, горящие на совершенно изможденном лице.

Но все это сбылось с точностью до прямо противоположного. Под белой нейлоновой сорочкой у Бадди проступал порядочный животик, а щеки его были круглы и румяны, как марципаны. Даже в его смехе чудилось что-то жирное.

Бадди перехватил мой взгляд:

— Это все от кормежки. Нас кормят на убой, а потом велят лежать и не шевелиться. Но сейчас мне уже разрешены прогулки, так что не беспокойся. Через пару недель я похудею. — Он вскочил на ноги, улыбаясь, как радушный хозяин. — А не хочешь ли поглядеть, как я живу?

Я пошла следом за ним, а мистер Уиллард — следом за мной сквозь несколько вращающихся дверей из дымчатого стекла, по печеночного цвета коридору, пахнущему мастикой, лизолом и еще чем-то вроде увядших гардений.

Бадди распахнул перед нами бурую дверь, и мы очутились в тесной комнатушке.

Жалкое ложе, застланное тонким белым покрывалом в синюю полосу, занимало большую часть пространства. Рядом с ним находился ночной столик, на котором стояли кувшин, стакан и серебряный сучок термометра во флакончике с красным дезинфектантом. Второй стол, усеянный книгами, бумагами и какими-то глиняными изделиями (слепленными, обожженными и раскрашенными, но не отглазурованными), едва втиснулся между изножьем кровати и дверцей шкафа.

— Что ж, — начал мистер Уиллард, — ты хорошо устроился.

Бадди весело рассмеялся.

— А это что такое? — Я указала на глиняную пепельницу в форме лилии, расписанную зеленым с желтыми прожилками. Бадди не курил.

— Это пепельница. Это для тебя.

Я оттолкнула ее:

— Я же не курю.

— Я знаю. Но я подумал, что тебе это все равно понравится.

— Ну что ж. — Мистер Уиллард потер одной бумажной губой о другую. — Думаю, мне пора. Вам, молодые люди, хочется побыть вдвоем…

— Отлично, отец. Тебе действительно пора.

Я пришла в замешательство. Я думала, что мистер Уиллард заночует здесь, а наутро отвезет меня домой.

— А мне с вами тоже?

— Нет-нет, что ты! — Мистер Уиллард достал из бумажника несколько купюр и протянул их Бадди. — Позаботься о том, чтобы Эстер досталось в поезде хорошее место. Она задержится на день или подольше, не знаю.

Бадди проводил отца до ворот.

Я решила, что мистер Уиллард предал меня. Я подумала, что он запланировал все это заранее, но Бадди сказал, дело не в этом, просто его отец не выносит вида болезни, особенно когда болеет его собственный сын, потому что ему кажется, что все болезни — это всего лишь проявления слабоволия. Мистер Уиллард не болел ни разу в жизни.

Я села на кровать Бадди. Здесь просто некуда было больше сесть.

Бадди с деловитым видом рылся в своих бумагах. Затем извлек тонкий журнал в серой обложке и протянул его мне.

— Открой на одиннадцатой странице.

Журнал выходил где-то в штате Мэн и был полон ученическими стихотворениями и прозаическими фрагментами, отделенными друг от друга звездочками. На странице одиннадцать я обнаружила стихотворение под названием «Вниз по Флориде». Я лениво проглядела все эти метафоры относительно арбузных огней и черепахово-зеленых пальм и раковин, поющих, как руины древней Эллады.

— Недурно.

Хотя на самом деле я нашла стихотворение ужасающим.

— А как ты думаешь, кто это написал?

На губах у Бадди играла причудливая голубиная улыбка.

Мой взгляд упал туда, где под стихотворением было выведено имя автора — Б. С. Уиллард.

— Не знаю, Бадди. Хотя нет, конечно же, знаю. Ты его написал.

Бадди подсел ко мне.

Я отсела чуть в сторону. Я крайне плохо представляла себе, что такое туберкулез, но он казался мне чрезвычайно опасным заболеванием — и чрезвычайно гнетущим, потому что у него не было никаких внешних проявлений. Я вполне могла допустить, что вокруг Бадди витают совершенно убийственные микробы.

— Не беспокойся, — засмеялся Бадди, — я не заразный. У меня закрытая форма.

— Закрытая форма?

— Это значит, что я никого не могу заразить.

Бадди перевел дыхание, как посредине какого-нибудь крутого подъема.

— Мне хочется задать тебе один вопрос.

У него появилась новая и пренеприятная привычка буквально сверлить меня взглядом, словно ему хотелось вгрызться мне в мозг и посмотреть, что там происходит.

— Сперва я хотел задать его в письме.

Перед моим мысленным взором пронеслось слабое видение бледно-голубого конверта с крестом Йейля.

— Но потом я решил, что будет лучше дождаться, пока ты сюда приедешь, и задать его тебе в лицо. — Он сделал паузу. — Ну что ж, разве тебе не интересно узнать, что это за вопрос?

— А что это за вопрос?

Тон моего голоса не сулил ему ничего хорошего.

Бадди опять подсел ко мне. Он обвил рукой мою талию и стряхнул у меня с уха прядку волос. Я не шевелилась. И тут услышала его шепот:

— Как ты отнесешься к тому, чтобы стать миссис Бадди Уиллард?

Я с трудом удержалась, чтобы не расхохотаться.

Я подумала о том, как восхитил и потряс бы меня этот вопрос в течение всех пяти или шести лет, на протяжении которых я обожала Бадди Уилларда издалека.

Бадди заметил, что я колеблюсь.

— Ну да, понимаю, я сейчас еще в неважной форме, — зачастил он. — Мне предстоит операция, и, возможно, я лишусь одного-двух ребер, но уже следующей осенью я вернусь в Высшую медицинскую школу. И самое позднее через год, начиная с этой минуты…

— Полагаю, мне надо тебе, Бадди, кое-что объяснить.

— Понятно, — напрягшись, произнес Бадди. — Ты кого-то себе завела.

— Нет, дело не в этом.

— А в чем же?

— Я собираюсь никогда не выходить замуж.

— Ты спятила. — Бадди явно повеселел. — Но ты еще переменишь свое решение.