Владимир Набоков - Ада, или Эротиада

— Прости, отец… как мне втолковать тебе…

— Если б я умел писать, — задумчиво произнес Демон, — я бы описал, и, несомненно, не пожалел бы слов, как страстно, как пламенно, как кровосмесительно — c'est le mot [428]— искусство с наукой соединяются в насекомом ли, в птице ли дрозде, в чертополохе ли средь герцогского подстриженного боскета. Ада выходит замуж за любителя природы, но ум у нее как недоступный музей, вот однажды она, а также лапочка Люсетт, привлекли мое внимание, в силу одного гадкого совпадения, к определенным фрагментам иного триптиха, там тот бездонный сад лукавых забав, год эдак 1500, — а именно к бабочкам в том саду — самке лугового мотылька в центре правой части триптиха и черепаховидной нимфалиде в средней, изображенной как бы сидящей на цветке — отметь это «как бы», ибо оно отражает безукоризненные познания двух наших восхитительных девочек, утверждавших, что бабочка-то показана не той стороной; если бабочка, как мы видим на картине, сидит боком, то она к нам повернута изнанкой крыльев, а Босх, вероятно, подхватив пару крылышек в оконной паутине, предпочел более яркую наружную сторону и бабочку изобразил сложенной неверно. А мне, признаться, наплевать на осведомленность избранных, на раздувание страстей вокруг бабочки, на ревнителя шедевров, требующего чтоб Босх, как воск, отражал слепок времени; у меня аллергия на аллегории, и я убежден, что его не более чем забавляло скрещивание случайных фантазий, куда увлекали его причуды линии и цвета, и что изучать следует, как я и убеждал кузин твоих, именно радость зрительного восприятия, плоть и вкус женщины-клубничины, которую обнимаешь вместе с ним, или невыразимый восторг при виде неожиданно отверстой щели… да ты не слушаешь меня, хочешь, чтоб я убрался, и тогда ты, счастливчик, скотина такая, поспешишь прервать ее прелестный сон! À propos [429], я не сумел предупредить Люсетт, она где-то в Италии, но умудрился напасть на след Марины в Цицикаре {137} — флиртовала там с архиереем Белоконским, — она приедет к вечеру, уже облаченная, будь уверен, в pleureuses [430], который будет весьма ей к лицу, и тогда мы à trois [431]отправимся в Ладору, ведь, не думаю…

Не под воздействием ли он какого сильнодействующего чилийского снадобья? Прямо неукротимый фонтан, безумный разброс, брызжущая палитра…

— …да нет же, не думаю что надо беспокоить Аду в ее Агавии… Он — этот самый Виноземский — отпрыск — от-прыск кого-то из тех самых великих варягов, которые завоевали то ли медных татар, то ли красных монголов — или как их там, — которые еще раньше завоевали бронзовых всадников, — до того, как мы в счастливый миг истории западных казино предложили им свою русскую рулетку и ирландскую «мушку».

— Я бесконечно, я чудовищно огорчен кончиной дядюшки Дэна и вашим крайним, сэр, возбуждением, — сказал Ван, — но кофе моей дамы стынет, не потащусь же я, в самом деле, в спальню со всем этим гнетущим имуществом.

— Ухожу, ухожу! Кстати, мы не виделись — с каких пор, с августа? Надеюсь, эта, во всяком случае, попривлекательней Кордулы, что была у тебя до, мой ветреный мальчик?

Так это ветрилия? А, может, драконикум? Ван явственно уловил запах эфира. Уйди, прошу тебя, прошу тебя, прошу!

— А перчатки? Плащ? Спасибо. Можно заскочить в твой ватерклозет? Нет? Ну что ж. Заскочу где-нибудь еще. Постарайся приехать ко мне как можно скорей, вместе встретим около четырех в аэропорту Марину и затем мигом на похороны и…

И в этот момент вошла Ада. Не голышом — о нет; в розовом пеньюаре, чтоб не шокировать Валерио, — прелестная со сна, уютно проходясь щеткой по волосам. И сплоховала: вскрикнула «Боже мой!» и метнулась назад в сумрак спальни. Не отзвенела и секунда, как все было кончено.

— …или уж — приезжайте тотчас и оба, я отменю назначенную встречу и немедленно отправляюсь домой!

Сказал Демон или решил, что сказал, с хладнокровием и ясностью мышления, которые повергают в транс дубоватых и нагловатых, болтливого маклера и провинившегося школьника. В особенности в момент — когда все катится псу под хвост, к чертям собачьим Йеруна Антнисзона ван Акена {138} вместе с molti aspetti affascinati [432]его enigmatica arte [433], как пояснил Дэн, издавая последний вздох, доктору Никулину и сиделке Беллабестии («Бесс»), которой завещал полный чемодан музейных каталогов и побывавший разок в употреблении катетер.

Драконово драже утратило действие: последствия его неприятны своим соединением физической усталости с некой оголенностью мысли, как будто все краски вытекают из сознания. Облаченный на этот раз в серый халат, Демон лежал на серой кушетке в своем кабинете на третьем этаже. Сын его стоял у окна спиной к повисшему молчанию. Точно под ними, в обитой дамастом комнате на втором этаже, ждала Ада, прибывшая вместе с Ваном пару минут назад. Ровно напротив кабинетных окон, в раскрытом окне небоскреба по ту сторону улицы, стоял некто в фартуке и, устанавливая мольберт, водил подбородком в поисках нужного ракурса.

Первым, что произнес Демон, было:

— Настоятельно прошу смотреть на меня, когда я с тобой разговариваю!

Ван понял, что в отцовском сознании роковой разговор уже, должно быть, начался, ибо данное предуведомление имело отзвук самопрерывания, и, кивнув едва заметно, присел на стул.

— Однако прежде чем уведомить тебя о двух обстоятельствах, мне бы хотелось знать, как давно это… как давно это случилось… («продолжается», подразумевалось здесь или что-либо равно банальное, хотя, собственно, всякий конец банален — виселица, железное жало старой Нюрнбергской Девы {139} , пуля в висок, предсмертные слова в сияющей новизной ладорской лечебнице, провал в бездну глубиной в три тысячи футов вместо того, чтоб, рванув дверцу, шагнуть в аэротуалет, яд из рук жены, ожидание толики крымского гостеприимства, поздравления мистеру и миссис Виноземским…)

— Почти девять лет, — отвечал Ван. — Я соблазнил ее летом тысяча восемьсот восемьдесят четвертого. За исключением единственного случая, наша любовь прервалась тогда до лета тысяча восемьсот восемьдесят восьмого. После долгой разлуки мы вместе провели зиму. В общей сложности, наверное, я имел ее около тысячи раз. В ней вся моя жизнь.

В ответ на это хорошо отрепетированное выступление последовала затянувшаяся пауза, сродни той, что возникает, когда партнер забывает текст роли.

Демон, наконец:

— Второе обстоятельство скорей всего потрясет тебя более, чем первое. Да, мне оно доставило гораздо более беспокойств — моральных, разумеется, не денежных, — чем в случае с Адой, — о чем ее мать в конце концов известила кузена Дэна, так что в некотором смысле…

Пауза, где-то в недрах сочится вода.