Джордж Дюморье - Трильби

Так, увы! распались духовные узы, столь важные для покоя и мира в семье, объединявшие отца и дочь. Распря на почве религиозных убеждений разъединила их сердца. Таковы мы, люди! Какая жалость!

Нам нечего больше сказать о милой темнокудрой Алисе.

Посмотрите-ка на наших трех мушкетеров палитры и кисти: они стали известными художниками и снова в Париже после долгих лет.

В подражание славному Дюма назовем эту главу «Пять лет спустя», хотя прошло немногим больше.

Таффи — это Портос и Атос в одном лице; как и они, он могучего сложения, обладает прекрасным характером и достаточно силен, чтобы «ударом кулака оглушить человека». Кроме того, у него романтически-аристократическая наружность, величественная, гордая осанка, он полноват, но в меру, не откажется от бутылки вина, даже двух, и выглядит человеком с интересным прошлым.

Лэрд, конечно, д'Артаньян. Его картины пошли в ход, и к этому времени он уже член Королевской академии. Как и Квентин Дорвард, этот д'Артаньян — шотландец:

Ах, каким был удальцом этот парень из Данди!

А Маленький Билли, изысканный друг герцогинь? Боюсь, что ему придется сойти за Арамиса. Но не будем преувеличивать это сходство; кроме того, в отличие от славного Дюма, у нас есть совесть. Нельзя подтасовывать исторические факты или подменять исторические личности. А если Атос, Портос и компания к нашему времени не стали историческими личностями, то кто же таковым стал, хотелось бы мне знать?

А что касается Таффи, Лэрда и Маленького Билли — они самые что ни на есть исторические личности!

Наши три друга, отменно элегантные, одетые по последнему слову моды, в сюртуках, с тугими воротничками, грозящими удавить их, с подобающими случаю галстуками и булавками к ним, с бутоньерками в петлицах, в цилиндрах, похожих на печные трубы, в изящнейших брюках и лакированных туфлях, пьют кофе и едят булочки с маслом за маленьким столиком в обширном дворе огромного караван-сарая с асфальтированным полом, с застекленной крышей, которая пропускает лучи солнца, но предохраняет от дождя и… свежего воздуха.

Великолепный старик, рослый, как Таффи, в черном бархатном камзоле и черных шелковых чулках, с большой позолоченной цепью на груди, глядит вниз с широкого пролета мраморной лестницы. Он как бы приветствует прибывающих гостей, которые проезжают в экипажах и омнибусах под гигантской аркой со стороны бульвара, или поторапливает отъезжающих в сторону арки меньшего размера, которая ведет в боковую улицу.

«Счастливого пути, господа и дамы!»

Бесчисленные столики вокруг заняты путешественниками: они заказывают завтрак либо уже позавтракали, курят, болтают и посматривают вокруг. Здесь царит невероятное смешение языков и самая оживленная, деловая и веселая атмосфера во всем мире, так как это излюбленное место для деловых встреч богачей Европы и Америки; здесь пахнет банкнотами и золотом.

Таффи уже узнал в толпе (и его узнали!) с полдюжины старых соратников по Крымской кампании, — у них не вызывающая сомнений военная выправка, как и у него. Три сдержанных шотландца уже скромно приветствовали Лэрда. Что же касается до Билли, он беспрестанно вскакивает и подбегает то к одному, то к другому столику, притягиваемый неотразимой английской улыбкой и восхищенными восклицаниями дам, узнавших его: «Как, вы здесь?! Вот замечательно! Приехали, конечно, на концерт Ла Свенгали?»

Мраморная лестница наверху выходит на широкую террасу, где стоят кресла для посетителей. Оттуда большие, затейливо инкрустированные застекленные двери ведут в роскошные салоны, столовые, читальни, почтовые и телеграфные конторы. Повсюду расставлены огромные четырехугольные вазоны с тропическими вечнозелеными растениями, красивые названия которых я забыл. У вазонов стоят плакаты с афишами о сегодняшних спектаклях и концертах в Париже. Самая большая из этих афиш (фантастически разукрашенная) сообщает космополитам всего света, что сегодня вечером мадам Свенгали впервые выступит перед парижской публикой ровно в девять часов вечера в концертном зале Цирка Башибузуков, на улице Сен-Оноре.

Хотя наши друзья прибыли только накануне, они заблаговременно позаботились о приобретении кресел в партере. Теперь уже ни за какие деньги и никоим образом нельзя достать билета. Многие известные меломаны и музыканты из Англии и других стран, приехавшие в Париж специально, чтобы послушать Ла Свенгали, вынуждены ждать следующих концертов.

Слава о ней, подобная снежной лавине, прокатилась за последние два года по всей Европе, повсюду, где достаточно золотых дукатов.

Покончив с завтраком, Таффи, Лэрд и Маленький Билли с сигарами во рту, взявшись под руки, — могучий Таффи, как и в прежние времена, посредине, — пересекли залитый солнцем бульвар и по теневой стороне направились по улице Мира, через Вандомскую площадь и улицу Кастильон, к улице Риволи. Они шли не торопясь, с приятным ощущением свободы, и на каждом шагу восхищались решительно всем.

Дойдя до кондитерской на углу, они докурили сигары и остановились у памятной им витрины; затем вошли, заказали пирожные, каждый согласно своему вкусу, и выпили, — отмечаю с прискорбием, — по рюмке ямайского рома.

После этого они побродили по парку Тюильри, прошли по набережной к своему любимому мосту Искусств и постояли, глядя вверх и вниз по течению реки, — совсем как тогда!

Этот вид очарователен при всех обстоятельствах и в любое время; но в солнечное октябрьское утро, после того, как вы не видели его пять лет и еще молоды! Когда каждая пядь земли, каждый камень, на который упал ваш взгляд, каждый звук и запах будит в душе вашей драгоценные, милые сердцу воспоминания…

Пусть читатель не пугается. Я не сделаю попытки описать все это. Я бы не знал, с чего начать и чем кончить!

Но сколько они повстречали перемен! Недоставало многих старых зданий, и к их числу, как они отметили, к своему большому огорчению, несколькими минутами позднее, принадлежал и добрый, старый Морг!

Они спросили полицейского, и тот сообщил им, что новый Морг, «чудесный морг, честное слово», гораздо вместительнее и комфортабельнее, чем старый, выстроили за Собором Парижской богоматери, немного правее.