Джордж Дюморье - Трильби

На следующий день она и Марта переехали в снятую для них квартиру на Шарлотт-стрит, где им обеспечили максимальный комфорт.

Вскоре ее навестил сэр Оливер вместе с доктором Джеком Толбойсом и лечащим ее врачом мистером Сорном.

Сэр Оливер отнесся к Трильби с величайшим вниманием, ибо был близким другом Маленького Билли, а кроме того, она сама его очень интересовала. Он был ею всецело очарован. Он стал приезжать трижды в неделю, но так и не смог точно определить ее недуг, хотя и высказывал предположение, что она больна весьма серьезно. Несмотря на все прописанные им лекарства, ее физическая слабость и утомление быстро прогрессировали. Причину этого явления невозможно было отгадать, вряд ли оно объяснялось ее душевной болезнью. Она ежедневно теряла в весе, казалось — она чахнет и угасает от общего физического истощения.

Два или три раза сэр Оливер выезжал с ней и с Мартой на прогулку. Однажды, когда они ехали по Шарлотт-стрит, Трильби увидела лавку с французскими ставнями на окнах; сквозь стекло она разглядела нескольких женщин в белых наколках, гладивших белье. Это была французская прачечная. При виде нее Трильби так разволновалась и заинтересовалась, что настояла на том, что выйдет из экипажа и посетит ее.

— Мне очень хотелось бы поговорить с вашей хозяйкой, если только это ее не обеспокоит, — сказала Трильби, войдя в прачечную.

Хозяйка, добродушная парижанка, весьма удивилась, когда леди в роскошных соболях, по-видимому сама француженка, явно какая-то важная и богатая дама, робко и даже униженно стала просить у нее работы, причем в разговоре проявила прекрасное знание ремесла прачки (и к тому же парижского уличного жаргона). Марта поймала недоумевающий взгляд хозяйки прачечной и ответила многозначительным жестом. Сэр Оливер кивком головы подтвердил ответ Марты. Славную женщину позабавила причуда великосветской барыни, и она пообещала ей работу с избытком, как только мадам пожелает к ней приступить.

Работу! Бедная Трильби еле смогла дойти до экипажа — это была ее последняя прогулка.

Но это маленькое происшествие подняло ее настроение и вселило в нее надежды, так как, не получив до сих пор ответа от Анжель Буасс (которая в это время находилась в Марселе), Трильби с грустью думала, каким мрачным и одиноким покажется ей Латинский квартал без Жанно, без Анжель, без трех англичан с площади св. Анатоля, покровителя искусств.

Ей не разрешали принимать посторонних лиц: много незнакомых людей наведывались на ее квартиру и интересовались ее здоровьем. Доктор категорически запретил ей видеться с ними. Всякое напоминание о музыке или пении раздражало ее свыше всякой меры. Она часто говорила Марте на ломаном немецком языке:

— Скажи им, Марта, они говорят глупости! Они принимают меня за какую-то другую женщину, эти безумцы! Они просто издеваются надо мной!

Эти слова всегда приводили Марту в великое смущение, почти в ужас.

Свенгали умер от разрыва сердца. Рана, нанесенная ему рукой Джеко, очевидно не имела (если можно верить выводам следствия) решающего влияния на его болезнь сердца и не ускорила его кончины.

Но Джеко привлекли к суду в Олд Бейли и приговорили к каторжным работам на шесть месяцев (приговор этот, если мне не изменяет память, вызвал много толков). Таффи вторично виделся с ним, но никаких результатов это свидание опять не принесло. На все вопросы, касающиеся его отношений с четой Свенгали и их отношений между собой, Джеко отвечал упорным молчанием.

Когда ему сказали, как безнадежно больна и душевно надломлена мадам Свенгали, он заплакал и сказал: «Ах, бедняжка, бедняжка!.. Я так ее любил! Подобных ей нет на белом свете, боже милостивый! Она райский ангел!»

И больше ничего нельзя было от него добиться.

После смерти Свенгали пришлось потратить некоторое время на приведение в порядок его дел. Никакого завещания он не оставил. Из Германии приехала его старая мать и двое из сестер, но никакой жены не оказалось. Сварливая супруга с тремя детьми, так же как и кондитерская лавка в Эльберфильде, были плодом его игривого воображения…

Он оставил три тысячи фунтов, из которых каждое пенни — так же как и несравненно более крупные суммы, им истраченные, — были заработаны «Ла Свенгали», но Трильби не досталось ни гроша — ничего, кроме одежды и драгоценностей, которые ей дарил Свенгали. Нужно отдать ему справедливость, он был достаточно щедр по отношению к ней. Кроме того, у нее было множество других дорогих подарков от императоров, королей и разных великих людей мира сего. Трильби была убеждена, что все это принадлежит Марте. Марта вела себя прекрасно; по-видимому, она душой и телом была преданна Трильби, питая к ней нечто вроде рабского обожания, как убогая старая мать к своему блестящему, прелестному, но умирающему ребенку.

Вскоре всем стало ясно, что как бы ни называлась болезнь Трильби — дни ее сочтены.

Она настолько ослабела, что уже не могла выходить на воздух и проводила дни с Мартой, сидя в большой гостиной своей квартиры, где с радостью (это была ее единственная радость) принимала каждый день своих старых друзей и, как в былые дни, угощала их кофе и папиросами. Друзья с щемящей тоской наблюдали за быстрым приближением конца.

День ото дня она казалась им все прекраснее, несмотря на растущую бледность и худобу; кожа ее была такой атласной, матовой и нежной, овал лица таким очаровательным!

В их присутствии глаза ее зажигались прежним смешливым огоньком, а выражение лица становилось задумчивым и ласковым, несмотря на шутливый тон; она так жадно хотела жить, была так горячо привязана к ним… Они знали — воспоминание о ней никогда не изгладится в их памяти и останется — самым дорогим и мучительным воспоминанием в жизни.

Ее бессильные жесты напоминали им о прежней цветущей, красивой девушке, которую они знали всего лишь несколько лет тому назад, вызывая нестерпимую жалость к ней и чистую, братскую любовь; а неповторимое звучание голоса, все его нюансы, переливы, модуляции, когда она болтала и смеялась, чаровали их, как, бывало, чаровал их «Орешник» Шумана, когда она пела эту песню в Цирке Башибузуков.

Иногда ее навещали Лорример, Антони и Грек. Это богемное трио образовало нечто вроде веселого придворного кружка Трильби. Лорример, Антони, Лэрд и Билли делали мелом и карандашом прелестные наброски ее головы, теперь столь знаменитые, так чудесно передающие ее красоту и столь непохожие друг на друга. Трильби в изображении четырех совершенно различных талантов.