Уильям Моэм - Три толстухи на Антибах

Фрэнк обозвала ее таким словом, какое дамы весьма редко произносят, обращаясь к любимой подруге. В ту же минуту официант принес круассаны, масло, джем и кофе.

— А где сливки, болван? — прорычала она, как загнанная львица.

И принялась за еду. Она ела ненасытно, жадно. В павильон стекались отдыхающие, чтобы выпить коктейль после того, как выполнили свой долг — искупались и позагорали. Вскоре появилась Стрелка с князем Роккамаре. На ней была красивая шелковая шаль, которую она, чтобы выглядеть стройной, туго натягивала одной рукой. Голову она старалась держать как можно прямее, чтобы ее спутник не заметил второго подбородка. Она беззаботно смеялась. Она чувствовала себя девчонкой. Он только что сказал ей (по-итальянски), что по сравнению с ее глазами Средиземное море напоминает гороховый суп. Он оставил ее, чтобы отлучиться в мужскую комнату, — привести в порядок свои шелковистые черные волосы; они договорились встретиться через пять минут и что-нибудь выпить. Стрелка направилась в дамскую комнату чуть-чуть подрумянить щеки и подкрасить губы. Но тут она заметила Фрэнк с Беатрис и остановилась. Она не могла поверить своим глазам.

— Господи! — крикнула она. — Скоты! Свиньи! — Она схватила стул. — Официант!

О свидании с князем она напрочь забыла. В мгновение ока официант возник у столика.

— Мне то же самое, что у этих дам, — распорядилась она.

Фрэнк подняла от тарелки свою массивную голову.

— А мне принесите паштета, — прогудела она.

— Фрэнк! — воскликнула Беатрис.

— Заткнись.

— Ну что ж, тогда и мне тоже.

Принесли кофе, хлеб, сливки, джем, и они принялись за еду. Поглощали паштет, уплетали джем ложками. Алчно уничтожали изумительно вкусный хрустящий хлеб. Какое значение в те минуты имела для Стрелки любовь? Пусть себе князь живет в своем римском дворце и в замке в Апеннинах. Занятые слишком серьезным делом, они хранили полное молчание и поглощали еду в каком-то неистовом торжественном исступлении.

— Я не ела картошки уже двадцать пять лет, — сказала Фрэнк каким-то потусторонним отрешенным голосом.

— Официант, — потребовала Беатрис, — принесите жареный картофель, три порции.

— Tres bien, madame*.

Принесли картошку. Далеко не все ароматы Аравии так же заманчивы. Они ели руками.

— Принесите мне сухой мартини, — попросила миссис Сатклиф.

— Сухой мартини, Стрелка, не пьют во время еды, — заметила Фрэнк.

— Не пьют, вот как? Сейчас увидишь.

— Что ж, тогда и мне двойную порцию сухого мартини.

— Три раза по двойной порции сухого мартини, — подытожила Беатрис.

Заказ принесли, и мартини был выпит залпом. Дамы переглянулись и вздохнули. Завеса непонимания, мешавшая им две последних недели, спала, и искренняя привязанность, которую они друг к другу питали, снова заполнила их сердца. Они не могли поверить, что были способны подумать о том, чтобы разорвать узы дружбы, той самой дружбы, которая подарила им столько радости.

Подруги разделались с картошкой.

— Интересно, у них есть шоколадные эклеры? — поинтересовалась Беатрис.

— Конечно, есть.

Конечно, у них были эклеры. Фрэнк забросила в рот пирожное целиком, проглотила его и схватила другое, но перед этим взглянула на своих подруг и вонзила кинжал мести в сердце этой чудовищной Лины.

— Можете говорить, что хотите, но, не кривя душой, скажу: она бездарно играет в бридж. Уж вы мне поверьте.

— Отвратно, — согласилась Стрелка.

А Беатрис вдруг поняла, что ей хочется безе.