Фредерик Стендаль - Арманс

— И я нашел такой способ, — сказал Октав, — только лекарство будет еще неприятнее, чем болезнь, потому что оно обойдется мне в несколько месяцев жизни вдали от Парижа.

— Что же это за способ? — спросила Арманс, внезапно сделавшись серьезной.

— Я отправлюсь в Лондон и, естественно, побываю там у всех выдающихся людей. Можно ли приехать в Англию и не представиться маркизу Ленсдауну [58] Маркиз Ленсдаун (1780—1863) — английский государственный деятель, один из вождей вигов. , мистеру Бруму [59] Брум (1778—1868) — политический деятель, виг и выдающийся оратор. , лорду Холленду [60] Лорд Холленд — титул известного лидера партии вигов Фокса (1773—1840). ? Они начнут расспрашивать меня о наших знаменитостях, удивятся, что мне о них ничего не известно. Я выражу свое глубокое сожаление и, вернувшись домой, постараюсь познакомиться со всеми выдающимися французами. Если в салоне герцогини д'Анкр соизволят обсуждать мое поведение, его никак не смогут назвать изменой тем идеалам, которые невольно и неразрывно связаны с моим именем. Все поймут, что это поведение рождено естественным желанием узнать моих прославленных современников. Я никогда не прощу себе, что не удосужился встретиться с генералом Фуа [61] Генерал Фуа (1775—1825) — французский либерал, член палаты депутатов, пользовавшийся огромной популярностью в либерально-демократических кругах Франции. .

Арманс молчала.

— Разве не унизительно, — продолжал Октав, — что все, кого мы считаем своей опорой, даже монархические писатели, которым поручено каждое утро восхвалять на страницах газеты добродетели духовенства и знати, принадлежат к классу, обладающему всеми добродетелями, кроме знатности.

— Если бы вас услышал господин де Субиран!

— Не дразните меня одним из самых больших моих несчастий — необходимостью непрерывно лгать...

При истинной близости между двумя людьми постоянные отступления в разговоре им только приятны, так как свидетельствуют о беспредельном доверии, но третьему лицу они легко могут наскучить. Нам просто хотелось показать, что блестящее положение, которое виконт де Маливер занял в обществе, отнюдь не было для него источником одних лишь радостей.

Не без опаски взяли мы на себя роль беспристрастного историка. Политика, вторгшаяся в столь бесхитростное повествование, может произвести впечатление пистолетного выстрела посреди концерта. К тому ж Октав не философ, и его характеристика двух партий, на которые делилось современное ему высшее общество, очень несправедлива. Как возмутительно, что Октав не способен рассуждать в тоне, подобающем пятидесятилетнему мудрецу! [62] Министерство Виллеля не оценено по заслугам. Три процента, право старшинства, законы о печати привели к смешению указанных партий. В отношениях между палатами пэров и депутатов произошло сближение, которого Октав не мог предвидеть. К счастью, взгляды этого гордого и робкого юноши еще менее обоснованы сегодня, чем они были несколько месяцев назад, но они вполне соответствуют его характеру. Следовало ли оставить незаконченным изображение столь своеобразного характера только потому, что наш герой несправедлив ко всем на свете? Именно эта несправедливость и составляет основу его несчастья. ( Прим автора. ) Крайне реакционное министерство Виллеля (1821—1827) постоянно вызывало возмущение своими законопроектами. Стендаль имеет в виду финансовую реформу ренты («три процента»), законопроект о наследовании, по которому основным наследником является старший сын, законопроект о печати, который предполагал, по существу, уничтожение свободы печати. Политика Виллеля вызвала сопротивление не только либералов, но и умеренных роялистов, и в парламенте образовался блок всех партий против ультрароялистов, который и привел к падению министерства.

Октав так часто уезжал в Париж и встречался там с г-жой д'Омаль, что под конец ревнивое чувство омрачило беззаботную веселость Арманс. Как-то вечером, когда ее кузен вернулся домой, она совершила акт самовластия.

— Хотите доставить удовольствие вашей матушке, о котором сама она никогда не попросит?

— Конечно!

— Три месяца, то есть девяносто дней, не отказывайтесь ни от одного приглашения на бал и на каждом балу танцуйте.

— Я предпочел бы просидеть две недели под арестом, — заметил Октав.

— Вы не взыскательны, — отпарировала Арманс. — Ну, так что же, обещаете?

— Обещаю все что угодно, только не трехмесячное постоянство. И раз мною тут помыкают, я сбегу, — добавил он, смеясь. — У меня давно уже есть один замысел, который невольно занимал мое воображение весь вчерашний вечер на великолепном балу у господина де ***, где я танцевал так, словно уже знал о вашем приказе. Если я решусь покинуть на полгода Андильи, то у меня есть два плана куда более заманчивых, чем поездка в Англию. Первый план такой: назваться Ленуаром, под этим изысканным именем поселиться в провинции и давать там уроки арифметики, прикладной геометрии, всего, чего хотите. Я поеду через Бурж, Орильяк, Кагор. Мне не составит труда заручиться у нескольких пэров, членов Института, рекомендательными письмами к префектам, которым я буду представлен как ученый и роялист Ленуар, и т. д. Второй план еще лучше. В роли учителя я познакомлюсь только с несколькими восторженными и непостоянными юнцами, которые быстро мне наскучат, и стану свидетелем кое-каких интриг конгрегации [64] Конгрегация — тайное общество, игравшее большую политическую роль во время Реставрации. По слухам, членами его были крупные политические деятели — ультрароялисты, а организаторами — иезуиты. Влияние конгрегации, согласно всеобщему мнению, сказывалось на всех областях общественной жизни. . Мне немного страшно рассказывать вам о втором, самом увлекательном моем плане. Я назовусь Пьером Жерла, отправлюсь в Женеву или в Лион и поступлю в услужение к молодому человеку, занимающему в обществе примерно такое же положение, как я сам. У Пьера Жерла будут превосходные рекомендации от виконта де Маливера, которому он шесть лет служил верой и правдой. Короче говоря, я присвою имя и биографию бедняги Пьера, которого когда-то вышвырнул в окно. Кое-кто из моих знакомых также даст мне рекомендации. Они их скрепят огромными сургучными печатями с изображением родовых гербов, и я не сомневаюсь, что, увидев такие письма, меня немедленно наймет лакеем какой-нибудь молодой англичанин, сын богача или пэра. Руки я себе заранее испорчу разведенной кислотой. У моего теперешнего слуги, бравого капрала Вореппа, я научился чистить башмаки. За последние три месяца я перенял у него все его искусство.