Фредерик Стендаль - Семья Ченчи

Дон Жуан Мольера, разумеется, волокита, но прежде всего он светский человек; раньше чем отдаться непреодолимой страсти, которая влечет его к красивым женщинам, он стремится уподобиться некоему идеальному образцу; он хочет, чтобы им восхищались при дворе молодого короля, галантного и остроумного.

Дон Жуан Моцарта ближе к природе; в нем уже меньше французского духа: он не так озабочен мнением окружающих ; он не стремится прежде всего казаться , как барон де Фенест д'Обинье [1] Д'Обинье , Агриппа (1550—1630) — французский писатель-протестант, поэт, историк и романист, автор сатирического романа «Приключения барона де Фенеста». Имя героя по-гречески значит «казаться». Желание во что бы то ни стало «играть роль» и чем-то казаться, по мнению Стендаля, было основной чертой современной ему эпохи. . Мы имеем лишь два портрета итальянского Дон Жуана, того Дон Жуана, который должен был появиться в этой прекрасной стране в XVI веке, в начале эпохи Возрождения.

Я лишен возможности рассказать о первом из них: наш век слишком уж застегнут на все пуговицы ; мне вспоминаются меткие слова, которые я не раз слышал из уст лорда Байрона: this age of cant [2] Наш ханжеский век ( англ. ). . Это скучное, никого не обманывающее лицемерие имеет лишь то преимущество, что дает возможность и дуракам вставить свое словцо: они, видите ли, шокированы тем, что кто-то осмелился высказать такую-то мысль, а другой позволил себе насмехаться над тем-то и тем-то. Отсюда отрицательная сторона лицемерия — оно крайне суживает область исторического повествования.

С любезного разрешения читателя я осмелюсь предложить ему историческую заметку о втором из этих Дон Жуанов, о котором можно рассказывать в 1835 году; его звали Франческо Ченчи.

В обществе, чуждом лицемерия, Дон Жуан вряд ли мог появиться. В античном мире Дон Жуан не имел бы под собой почвы. Религия была праздником, она призывала людей к наслаждению; так могла ли она клеймить позором тех, кто делает один из видов наслаждения единственной целью своей жизни? В те времена только государственная власть предписывала воздержание ; она запрещала то, что могло нанести ущерб отечеству, то есть интересам всего общества, а не то, что вредоносно для отдельных лиц.

Всякий, кто любил женщин и имел много денег, мог быть Дон Жуаном в Афинах. Никто не проповедовал, что наша жизнь — это юдоль слез и что страдание есть заслуга.

Не думаю, чтобы афинский Дон Жуан так скоро дошел до преступления, как Дон Жуан современных монархий. Для последнего немалая доля наслаждения заключается в том, чтобы бросать вызов общественному мнению, и в юности, на первых порах, он воображает, что восстает только против лицемерия.

Нарушение закона в монархии Людовика XV, например, выстрелить в кровельщика и смотреть, как он падает с крыши, служило доказательством того, что вы принадлежите к числу приближенных государя и смеетесь над судьей. Смеяться над судьями — не есть ли это первый этап, первая проба для всякого начинающего Дон Жуана?

Во Франции женщины теперь не в моде, поэтому Дон Жуаны в наше время редкость; но когда они у нас были, они всегда начинали с самых естественных наслаждений, пренебрегая тем, что считали неразумным в религии своих современников; и лишь позже, когда Дон Жуан становится распутником, он находит утонченное удовольствие в том, чтобы преступать те законы, которые он сам в душе считает справедливыми и разумными.

У древних такой переход был бы почти невозможен, и только при римских императорах, после Тиберия и Капреи [3] Капрея (теперь Капри) — остров, на котором римский император Тиберий, отличавшийся развращенностью и жестокостью, прожил последние десять лет своей жизни. , появляются распутники, которые любят разврат ради разврата, то есть ради удовольствия бросать вызов общепринятым взглядам.

Таким образом, я считаю, что лишь христианская религия придала Дон Жуану нечто сатанинское. Это та самая религия, которая возвестила миру, что бедный раб-гладиатор обладает душой, равной по своим достоинствам и ценности душе самого Цезаря; поэтому мы должны быть ей благодарны за появление гуманных чувств. Нет сомнения, что рано или поздно эти чувства должны были восторжествовать среди народов. «Энеида» уже значительно мягче , чем «Илиада».

Воззрения Иисуса совпадали с воззрениями современных ему арабских философов; единственным новшеством, возникшим в результате принципов, которые проповедовал св. Павел, является сословие священников, отделенное от всех остальных граждан и имеющее даже противоположные им интересы [4] См. Монтескье «Политика римлян в вопросах религии». ( Прим. автора. ) Сочинение Монтескье «Политика римлян в вопросах религии» было прочитано в Академии Бордо 18 июня 1716 года. Монтескье рассматривает религию Древнего Рима исключительно как средство политического господства над народом, придуманное жрецами ради своих целей. .

Это сословие своей единственной задачей поставило развитие и укрепление религиозного чувства ; оно создало пышные и таинственные обряды, способные волновать воображение всех слоев общества, начиная от неграмотного пастуха и кончая старым пресыщенным царедворцем; оно сумело связать религию с восхитительными воспоминаниями раннего детства; оно пользовалось каждой эпидемией, каждым народным бедствием, чтобы усилить страх перед богом и воспламенить религиозное чувство или, по крайней мере, построить хорошую церковь, вроде Салуте в Венеции.

Существование этого сословия сделало возможным следующий удивительный факт: папа Лев Святой, не располагая необходимыми силами, все же успешно отразил нападение свирепого Аттилы с его полчищами варваров, устрашавших Китай, Персию и Галлию.

Таким образом, религия, так же как и абсолютизм, ограниченный властью песен [5] Абсолютизм, ограниченный властью песен. — Так, по словам писателя Шанфора, определил французскую монархию XVIII века д'Аржансон, министр Людовика XV. , иначе говоря — французская монархия, вызвали к жизни примечательные явления, которых, быть может, не существовало бы в мире, если бы не эти две силы.

К этим вещам, хорошим или плохим, но, во всяком случае, любопытным и удивительным, которые вызвали бы изумление Аристотеля, Полибия, Августа и других умов древнего мира, я, не колеблясь, причисляю вполне современный характер Дон Жуана. По моему мнению, это результат аскетических устремлений пап, появившихся после Лютера, ибо Лев X и его двор (1506) следовали в религии почти тем же принципам, что и афиняне.

Дон Жуан Мольера был поставлен на сцене в начале царствования Людовика XIV, 15 февраля 1665 года; король этот еще не успел тогда сделаться святошей, и все же духовная цензура вычеркнула сцену с