Хербьерг Вассму - Сто лет

Сколько раз она мечтала об отливе? Сколько раз молила Бога, чтобы ветер стих и волны потеряли силу? Она не могла припомнить ни одного.

Перед глазами возникла картина. Ей семь лет, и вокруг нее плачут люди. Отец лежит на белой простыне в столовой с открытыми, но задернутыми шторами окнами. Колышется пламя свечей, вокруг них вьется мошкара. Это она запомнила лучше всего. Мошкара больно кусалась. Понимала ли она тогда, что теперь все изменится к худшему? Этого она не помнила. Теперь она унесет с собой только эту картину. Сюда? В это непроницаемо черное море? В мгновенном прозрении ей открылась и сила и слабость человека. И главное — способность самому себя спасти . Все остальное было благоприобретенной, возвышенной мечтой о добре.

Она увидела своего первого ребенка — дочь Агнес, которой было уже семь лет. Увидела, как она стоит в столовой Хавннеса и с удивлением смотрит на распухшее, просоленное лицо, которое, по словам взрослых, было лицом ее мамы, думая при этом, как бы ей поскорее убежать оттуда. Из дома. На улицу.

Увидела пятилетнего упрямого Иакова. Он не хочет смотреть на нее или поверить уговорам, что это мама. Повернувшись на каблуках, он убегает к своему деревянному кораблику, который пустил в пруд.

В Увидела двухлетнюю Сандру, вот она стоит и тянет на себе белые чулочки с красными полосками, не понимая, как мама может оставаться такой спокойной, когда все кругом плачут. Увидела крошку Магду, срыгнувшую на чье-то плечо. Для нее пришлось взять кормилицу, так что Магда едва ли помнит свою маму.

А Юханнес? Справится ли он с этим? Выдержит ли? Кому он теперь будет с трудом произносить свои слова? Конечно, он может писать их, как писал обычно, когда вел торговые дела. Но она знала его. Ему было мало, чтобы цифры сошлись и все было в порядке. Он нуждался в ней, когда не мог сказать что-то иначе, чем просто обнять ее. Он выбрал ее, ибо верил, что она лучше других подходит ему. И он никогда не требовал от нее того, что она не могла ему дать. Как может она, погибнув здесь, вдвойне изменить ему?

Рука чуть не отпустила крюк. Связать узлы помертвевшими пальцами было невозможно. Но после некоторых усилии она все-таки сумела привязать шаль к крюку. Теперь она висела, привязанная за шею к железному крюку. Пока туловище, руки и ноги бились о камень, она старалась уберечь голову. Всеми силами старалась повернуть ее так, чтобы голова была в безопасности. Сара Сусанне вдруг поняла, что надежность зависит от того, что человек знает и чего он боится. Именно сейчас страх был больше самого Господа Бога. Но она не могла позволить страху победить. Она сплюнула морскую воду и ухватилась за крюк пальцами, которые больше ей не принадлежали.

Неожиданно ей стало тепло. Пастор Йенсен стоял на скале и обращался к ней, Саре Сусанне. Он отложил палитру с кистью и протянул к ней руки. И снова произнес их. Снова и снова. Те странные бесполезные слова.

Не слова, а сверкающие ракушки.

Смешные, не мужские слова, которые не должны были быть сказаны.

Но он произнес их:

— Сара Сусанне... цепляйся крепче! Ты держишь в руке мое бьющееся сердце!

— Как себя чувствует бедная больная вдова? — с участием спросила мать, как только пастор Йенсен снял с себя верхнюю одежду. Она стояла в дверях и словно ждала его.

— Она умирает, там, у себя дома. Но за ней ухаживает одна женщина. Я должен найти подходящий дом для ее детей, — устало сказал он.

— Беда человеческая бездонна, Фрий...

— Да, не всегда бывает легко. — Он вздохнул.

— Ума не приложу, что случилось с фру Крог. — Мать была огорчена.

— А что с ней случилось?

— Похоже, она уехала, даже ни с кем не простившись.

— Наверное, она просто ушла к ленсману. Она с ними знакома. А что говорит Урсула?

— Урсула наверху. Я к ней постучала, но она сказала, что плохо себя чувствует.

— Я сейчас к ней поднимусь... Мама, попроси, пожалуйста, горничную принести мне наверх горячей воды.

— Тебя не удивляет, что фру Крог уехала, не сказав никому ни слова? Она мне казалась такой вежливой...

Не ответив матери, пастор начал подниматься по лестнице.

Когда он вошел, пасторша стояла у окна. Она не повернулась к нему и ничего не сказала. Только после того как горничная поставила воду и закрыла за собой дверь, пастор задал жене волнующий его вопрос:

— Куда пошла фру Крог?

— Спроси об этом у нее самой! Ты слабохарактерный человек! Предатель! Бог все знает! — Она повернулась к нему и впилась в него своими огромными глазами.

— Урсула, я был у умирающей, — сказал он.

При этих словах она вышла из комнаты и притворила за собой дверь.

Пастор разделся, вымылся. Потом лег на кровать, закрыл глаза. Мысли беспокойно метались в голове, перед ними он был бессилен. Ветер, сделавший передышку, снова набрал силу.

Все стало еще хуже.

Пастор услышал на улице крики. Он спустился вниз и увидел стоявшего в дверях работника. Работник дышал со свистом. Видно, он бежал очень быстро, теперь он терзал шапку в руках, словно хотел ее наказать.

— Нашли лодку с башмаком и саквояжем фру Сары Сусанне Крог! Лодка плыла, но была пустая.

— Где?

— Между шхерами и причалом ленсмана. Фру Крог нигде не нашли. Люди отправились на лодках ее искать. Много людей. Можно мне взять вашу лодку?

— Я поеду с тобой! — Пастор собрался бежать.

— Вам надо одеться! — остановил его парень.

Пастор повернулся к вешалке. Там стояла Урсула. Бледная, с застывшим лицом. Он схватил непромокаемую робу, надел высокие сапоги.

На бегу к берегу он оглянулся. Пасторша стояла на крыльце, ее волосы развевались на ветру.

Семь лодок распределились на небольшом участке так, чтобы люди могли перекликаться друг с другом. Они были готовы прийти на помощь друг другу, не прекращая поисков. Дождь перестал, но ветер неистовствовал. Все казалось нереальным. Пастор впервые участвовал в таких поисках. Обычно он сидел на суше и писал стихи на смерть погибших рыбаков. Он напряженно вглядывался в поверхность воды, стараясь заметить плывущее тело. Несколько раз он был уверен, что видел Сару Сусанне, но видение растворялось, обращаясь в пену и каменистую шхеру.

— Может, она добралась до берега? — крикнул он людям в ближайшей лодке — работнику ленсмана и его спутнику, которого он не узнал.

— Хорошо бы, коли так... — сердито ответил молодой человек, сидящий на носу лодки.

— Но ее лодка... Почему она оказалась пустая? — спросил работник, стараясь развернуть пасторскую лодку против ветра. Ему никто не ответил.

— Может, высадимся на берег и поищем там? — крикнул пастор.

— Нет, если она добралась до суши, значит, она в безопасности. Сначала надо поискать у берега! — ответили ему из лодки ленсмана.