Хербьерг Вассму - Сто лет

— Помилуй нас, Господи! Новый доктор совсем мальчишка! У него и бороды-то еще нет!

Но Юханнес почти на руках поднял доктора по лестнице на второй этаж и пронес по коридору. В комнате Сары Сусанне Вениамин сразу понял, что ему придется тут задержаться. Измученная, вялая, она лежала с закрытыми глазами, на лбу у нее было мокрое полотенце.

Лицо было бледное, но ее явно лихорадило. Она дрожала от холода.

Вениамин отправил Юханнеса за горячей водой, чистыми тряпками и двумя чистыми тазами для воды.

— И пусть мне принесут две лампы! — сказал он и показал, куда надо поставить лампы. — А еще мне в помощь понадобится женщина.

Ане, старшая няня, вошла в комнату и остановилась у двери вне себя от страха.

— Ты когда-нибудь уже присутствовала при родах? — спросил Вениамин, выкладывая инструменты на привезенное с собой льняное полотенце.

— Да, в прошлый раз, но они длились не так долго, — ответила она и подошла поближе.

— Но ты знаешь, что надо делать?

— Да-а... Много воды...

— Правильно. Вымой руки и вылей воду в ведро. Намочи в другом тазу полотенце. Положи ей на лоб. Держи ее за руки и подбадривай как можешь. Потом будешь делать только то, что я скажу.

— Раньше фру Крог никогда не помогали мужчины. Может, ей это не понравится, — проговорила Ане.

— Когда доктор работает, он не мужчина. Только необходимый помощник, — объяснил Вениамин, откинул перину и поднял рубашку, чтобы послушать сердце ребенка. Сердце не билось. Она даже не застонала, когда он развел ей ноги и обследовал ее. Ребенок шел спинкой. Вениамин решился. Он не стал тратить времени на то, чтобы пожать Саре Сусанне руку и, как его учили подготовить к тому, что он будет делать. Он действовал быстрее, чем думал. Скинул жилетку и расстегнул на груди рубашку. Вымыл руки чуть ли не кипятком, приказав занятой и без того Ане принести еще горячей воды. Она принесла.

Он наклонился к Саре Сусанне.

— Мне придется повернуть ребенка рукой. Постараюсь сделать это быстро, — спокойно сказал он, точно речь шла о том, чтобы помочь ей снять платье.

Она открыла глаза. Пустой взгляд. Она как будто не понимала, что ему предстоит сделать.

Полчаса, пока это длилось, вокруг них стоял пар, словно покров чего-то потустороннего или ада — это как на чей взгляд.

Один раз Вениамин заметил, как капля его пота упала на ее обнаженное бедро, но руки у него были заняты, и он ничего не мог с этим поделать.

Юханнес Крог, сгорбившись, сидел рядом с кроватью, на которой лежала маленькая фигурка, завернутая в белое покрывало. Вениамин Грёнэльв откашлялся и, положив руку на Библию, пробормотал что-то вроде благословения. На кровати было тихо. Сара Сусанне лежала с открытыми глазами. Словно мерила потолок на сантиметры. Вдоль и поперек. Керосиновая лампа все еще горела. На тумбочке от дыхания Вениамина колыхалось пламя свечи.

Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царствие Небесное.

Вениамин знал эти слова наизусть. Как нельзя кстати. Можно было не утомлять этих несчастных людей, листая книгу, которая со временем стала ему совершенно чужой. Он надеялся, что они не настолько набожны, что верят, будто некрещеного ребенка ждет вечная погибель.

Вениамин сделал все, что было в его силах. Еще раз оказалось, что этого мало. Однако теперь умер ребенок, а не мать.

Он попытался вытереть лицо грязным рукавом рубашки, но не смог. Помешала Библия.

Позже, когда Вениамин вместе с Юханнесом Крогом спустился в гостиную, чтобы немного поесть, он с неловкостью молодого, еще неопытного врача пытался утешить Юханнеса:

— Она потеряла много крови, но силы быстро восстановятся. Если она захочет... Объясните ей, что в этом случае все зависит от ее воли, — услышал он собственные слова, сказанные по-датски.

Юханнес кивнул, разглядывая свои руки.

— Ддддокккктторрру лллучччшшше ппперрренннооочччеввваааттть ззздддесссь.

Вениамин понял, почему этот человек писал ем блокноте, когда они встретились в прошлый раз. Он слышал о Юханнесе, о его заикании много говорили. Схватив протянутую ему руку, Вениамин с чувством пожал ее. И другую руку тоже.

— Спасибо! Тогда я смогу еще немного понаблюдать за больной.

Он снова поднялся к Саре Сусанне, против его ожидания она не спала. По-прежнему лежала, глядя в потолок. На тарелочке рядом с постелью лежали два нетронутых ломтика хлеба.

Он сел рядом с постелью и взял ее за руку. Она этого не заметила. Женщина, которая помогала ему, вышла из комнаты.

— Ребенок все равно бы не выжил, — шепотом сказал он.

— Я это знала, — услышал он. Это прозвучало как вздох.

— Каким образом?

— Он не был желанным...

— Для отца?

— Нет, для матери

— Вы не должны казнить себя. Такое бывает. У многих. Я тоже был не особенно желанным ребенком. И у меня есть дочь, которая тоже не была желанной. Она жива, а вот ее мать умерла во время родов. В Копенгагене.

Он сам не понимал, как это вырвалось у него, ведь ей сейчас хватало и своего горя. Может, причиной послужили ее рыжие волосы? Они были так похожи на волосы Карны! Рыжие, мокрые после смертельной борьбы волосы.

— Вот видите... Вы сами... — прошептала она.

— Я только хотел сказать, что в случившемся нет вашей вины. Он не хотел... ваш мальчик... Он был уже мертвый, когда я его вынул.

Вениамин встретил ее внимательный взгляд. Глаза лежали в глубоких синеватых чашах. Нос заострился, белый и какой-то одинокий. Губы были искусаны и потеряли форму. Высокие скулы отчаянно боролись, чтобы заполучить еще оставшуюся в ней кровь.

У нее был жар.

Вениамин Грёнэльв глотнул воздуха. Можно ли надеяться, что он в будущем привыкнет к этой боли?

К горю. К самобичеванию.

Как он осмелился думать, что что-то умеет?

И, словно забыв о несчастье, Венимаин подумал, что в этой боли есть своя особая красота.

— Как бы вы назвали этого ребенка? — спросил он через некоторое время.

— Йенс...

— Тогда я запишу его в свою книгу как Йенса Крога.

Она закрыла глаза и не двигалась.

— Сколько у вас детей? — помолчав, спросил он.

— Шестеро... и Йенс...

Она провела рукой по лицу. Губы дрогнули. Но слез не было.

— Вы сейчас поедете домой? Там, по-моему, идет дождь? — прошептала она.

— Нет, ваш муж предложил мне переночевать у вас. Так что утром я смогу снова вас навестить. Посмотреть прошел ли жар.

— Спасибо!

У нее на висках и на руках, лежавших на одеяле, проступили большие темные жилы.

Он отметил слабое движение, кивок.

Посидел еще немного, но так и не нашел, что сказать.

Потом пожелал ей спокойной ночи и вышел из спальни.

— Значит, у него не будет могилы?

— Во всяком случае, на кладбище. Ведь он некрещеный.