Дзюнъитиро Танидзаки - МЕЛКИЙ СНЕГ (Снежный пейзаж)

— Какой же мне тогда повязать? — Сатико открыла шкаф и достала ещё несколько поясов.

— Вот этот, — сказала Таэко, указывая на пояс со спиралевидным узором.

— А он подойдёт к моему кимоно?

— Он будет прекрасно смотреться на этом кимоно, просто прекрасно, повязывай его скорее! — Юкико и Таэко успели собраться раньше сестры, и эти слова Таэко произнесла так, будто увещевала заупрямившегося ребёнка. Она подошла к сестре, чтобы помочь ей завязать бант. Когда всё было готово, Сатико опустилась на колени перед зеркалом и воскликнула:

— Не годится! Этот пояс тоже не годится.

— Но почему?

— Прислушайтесь хорошенько… Слышите? Он тоже скрипит. — Сатико сделала глубокий вдох, чтобы все услышали скрип.

— В самом деле…

— А что если повязать пояс с узором «роса на траве»? — предложила Юкико.

— Ты думаешь? Кой-сан, поищи его, пожалуйста. Таэко, единственная из сестёр одетая по-европейски, ловко сновала между сваленными на полу поясами. Отыскав нужный, она снова помогла сестре его повязать. Придерживая одной рукой только что завязанный бант, Сатико сделала несколько глубоких вдохов.

— Ну, теперь, кажется, всё в порядке. — Однако, как только закрепили пояс шнуром, снова послышался лёгкий скрип.

— Что это! Опять…

— Вот незадача!.. — Всякий раз, когда пояс Сатико издавал знакомый скрип, все трое невольно заливались смехом.

— Это потому, что он двойной, — сказала Юкико, едва отдышавшись. — Попробуй надеть одинарный.

— Нет, я думаю, всё дело в ткани.

— Но сейчас двойные пояса делают только из такой ткани. Оттого, что они двойные, они и скрипят вдвое слышней.

— Нет, подожди. Теперь мне всё ясно! — Таэко взяла другой пояс и подала его сестре. — Ну-ка, надень его, мы не услышим ни звука.

— Но он ведь тоже двойной.

— Надевай, надевай! Я поняла, отчего те скрипят.

— Ой, уже начало второго. Жаль опаздывать! Такие концерты, как сегодня, не балуют обширной программой.

— Юкико, не ты ли первая забраковала мой пояс?

— В кои-то веки выбравшись на концерт, хочется слушать музыку, а не скрип твоего пояса.

— Вы совсем меня умучили: сними, надень, сними, надень… Я взмокла от пота.

— Ничего себе! Уж кто умучен, так это я, — сказала Таэко, с усилием затягивая на сестре очередной пояс.

— Вы будете делать укол здесь? — О-Хару принесла поднос, на котором лежало всё необходимое: шприц, коробка с ампулами витамина В 1, спирт, вата, пластырь.

— Ах, укол, я совсем про него забыла! — воскликнула Сатико. — Юкико, умоляю тебя, поторопись! А ты, О-Хару, вызови такси. Чтобы оно было здесь через десять минут.

Юкико привычным жестом вскрыла ампулу, наполнила шприц, подошла ко всё ещё стоявшей перед зеркалом Сатико (Таэко с помощью особой ленточки закрепляла у неё на спине бант) и подняла рукав на её левой руке. Затем, хорошенько протерев руку ваткой со спиртом, ловко ввела иглу.

— Ой, больно!

— Это оттого, что я тороплюсь, сегодня у нас так мало времени!

Крепкий запах лекарства разнёсся по комнате. Юкико наклеила пластырь и слегка, помассировала сестре руку.

— Ну вот, у меня тоже всё готово, — сказала Таэко.

— Какой шнур подойдёт к этому поясу?

— Вот этот хорош. И, пожалуйста, поторопись.

— Не нужно меня подгонять. Когда я тороплюсь, у меня всё валится из рук.

— Ну, а теперь, сестрица, вдохни поглубже.

— Ты была права — Сатико сделала глубокий вдох. — Ты была права. Теперь ничего не слышно… В чем же дело, Кой-сан?

— Скрипят новые пояса. Тот, что на тебе сейчас, старый. Он слишком устал, чтобы скрипеть.

— Пожалуй, так оно и есть.

— Нужно было только чуточку пораскинуть умишком.

— Барыня, вас к телефону, — объявила, вбежав в комнату, О-Хару. — Звонит госпожа Итани.

— Ах, какой ужас, я совсем про неё забыла!

— Смотрите, вот и такси!

— Что же делать? Что же делать? — взволновалась Сатико. Юкико же, напротив, казалась совершению невозмутимой, как будто всё это не имело к ней ни малейшего отношения. — Так что же мне ей сказать, Юкико?

— Что хочешь…

— И всё-таки посоветуй, как лучше ей ответить.

— Я целиком полагаюсь на тебя.

— Стало быть, мне следует отказаться от приглашения на завтра?

Юкико кивнула в ответ.

— Я правильно тебя поняла? Юкико снова кивнула.

Сатико стояла и потому не могла рассмотреть выражение лица сестры — та сидела потупившись.

— Ну, я пошла, Эттян. — Юкико заглянула в обставленную по-европейски гостиную, где Эцуко раскладывала игрушечную посуду, собираясь поиграть со служанкой О-Ханой. — В наше отсутствие присматривай как следует за домом.

— Только не забудь про подарок.

— Не забуду. Ты хочешь игрушечную рисоварку, которую мы видели на днях, да?

Из всех тёток Эцуко только старшую звала «тётей». К Юкико и Таэко она обращалась так, будто они были её сёстрами.

— Ты правда вернёшься к ужину?

— Правда.

— Обещаешь?

— Обещаю. Мама и Кой-сан поужинают в Кобэ вместе с папой, а я вернусь и буду ужинать с тобой. Не забудь, что ты должна сделать уроки.

— Нам задали написать сочинение.

— Тогда не играй слишком долго. Напиши сочинение, а я вернусь и почитаю.

— Счастливо вам, Юкико и Кой-сан! — Эцуко проводила их до передней, а потом, как была, в домашних туфлях, поскакала за ними по вымощенной тропинке, [14] «…в домашних туфлях поскакала по вымощенной тропинке…» — В японском доме принято надевать домашнюю обувь, которую ни в коем случае не носят на улице. Однако и в доме, в комнатах, устроенных по-японски, эту домашнюю обувь обязательно снимают и остаются в одних носках. перепрыгивая с камня на камень. — Возвращайся к ужину, слышишь? Ты обещала!

— Сколько раз можно повторять одно и то же?! Конечно, вернусь.

— Если не вернёшься, я рассержусь, слышишь?

— Вот надоеда! Да слышу же, слышу.

Юкико радовала пылкая привязанность девочки. Почему-то, когда уходила мать, Эцуко не бежала за ней следом, но, если куда-нибудь отправлялась Юкико, она ни за что не хотела её отпускать и всякий раз ставила какие-нибудь условия. Другим, да первоначально и самой Юкико, казалось, что её нелюбовь к дому в Осаке и затянувшееся пребывание в Асии объясняются прохладными отношениями со старшим зятем, с одной стороны, а с другой — тем, что из старших сестёр истинное взаимопонимание существовало у неё только с Сатико. Однако со временем Юкико, к своему удивлению, обнаружила, что главная причина — в её привязанности к Эцуко. И, поняв это, почувствовала ещё большую нежность к девочке. Однажды Цуруко обиженно заметила: дескать, Юкико любит лишь дочку Сатико, а к её детям совершенно равнодушна, и Юкико не нашлась, что возразить. Однако тут не было никакой загадки — просто Юкико любила девочек, причём именно такого возраста и склада, как Эцуко. У Цуруко же, хотя её окружала целая ватага ребятишек, была только одна девочка, которой не исполнилось ещё двух лет.