Дзюнъитиро Танидзаки - Шут

Была середина апреля 1907 года. Прошло почти два года после того, как Портсмутский договор возвестил об окончании русско-японской войны, тревожившей мир с весны 1904 по осень 1905 года. Страна переживала бурный промышленный подъем. Одно за другим возрождались промышленные предприятия. Появилась и новая титулованная знать, и новоиспеченные промышленники. Словом, казалось, весь мир оживился будто бы на празднике.

В апреле плотина Мукодзима усыпана цветами сакуры. С самого утра в ясную, безоблачную погоду поезда и пароходы, идущие в Асакуса, переполнены пассажирами. По мосту Адзумабаси снуют толпы. За мостом от Яхомацу до гавани в Кототой в воздухе висит теплая дымка тумана. В синем туманном сиянии дремлют виллы Комацу-номия, Хасиба, Имадо — все, вплоть до улиц Ханакавадо. Вдали, на фоне влажного душного неба, возвышается двенадцатиярусный парк.

Сумидагава, берущая начало из Сэндзю, огибает остров Комацудзима и превращается в полноводную реку. Выступая из глубокого тумана, она ослепительно сияет на солнце. Ее ленивая, будто опьяненная весной вода течет дальше под мост Адзумабаси. По легким волнам, шелковистым, чуть-чуть подернутым рябью, плывут лодки с пассажирами, направляющимися на любование цветами сакуры. Время от времени из устья канала Саньябори отходят паромы. Пересекая путь плывущим вниз и вверх вереницам лодок, они везут на дамбу так много людей, что те едва удерживаются на борту.

Было десять часов утра воскресного дня. Лодка, украшенная яркой тканью в красную и синюю полоску, миновав устье реки Канда, выплыла из тени стоящего на берегу ресторанчика «Камисэйдо» прямо на середину огромной реки, В центре лодки в окружении слуг и шута восседал господин Сасакибара. Имя этого новоиспеченного богача гремело по улице Кабутомати. Поглядывая на мужчин и женщин, находившихся в лодке, он залпом опрокидывал одну чарку вина за другой. Его толстое лицо постепенно краснело от хмеля.

Лодка плыла посредине реки. Как только она поравнялась с оградой Фудзидохаку, на палубе раздались звуки струн и песни. Их веселое звучание прошло по волнам, обрушилось на сваи и разнеслось по берегам. Люди, гулявшие по мосту Рёкокубаси и в Асакуса, все, как один, напрягли слух и обратили взоры на эту веселую картину. Все, что происходило на лодке, с берегов было видно как на ладони. Время от времени легкий ветерок, скользящий по воде, доносил игривые женские голоса.

Когда лодка коснулась берега Ёкоами, на ее борту появился человек в облике страшилища с длинной шеей и под аккомпанемент сямисэна [1] сямисэн — национальный трехструнный щипковый инструмент. начал забавный шутовской танец. Эта длинная-предлинная шея, надетая прямо на голову, заканчивалась большим воздушным шаром с изображением женской головки. Лица его не было видно. На нем было яркое женское кимоно из набивного шелка, с длинными рукавами, на ногах — белые таби. [2] таби — японские носки из плотной ткани. Но каждый раз, когда во время танца он поднимал руки, из пунцовых рукавов показывались грубые мужские запястья и особенно бросались в глаза темные, с опухшими суставами пальцы.

Женская головка, нарисованная на воздушном шаре, легко летала по воле ветра, как бы внимательно разглядывая карнизы близлежащих к берегам домов, едва не задевая рулевых на встречных лодках. Каждый раз, когда это происходило, глазевшие на берегах люди хлопали в ладоши и громко смеялись.

Тем временем лодка подошла к мосту Умаябаси. Там уже собралась тьма людей. С большим любопытством они следили за всем, что происходило на приближавшейся лодке. Лодка медленно подплывала. Голова страшилища отчетливо вырисовывалась на фоне неба, вызывая смех у зрителей своим непередаваемо причудливым обликом: не то плаксивым, не то смеющимся, не то сонным. Вот она отлетела от поверхности полноводной реки, слегка задела перила вблизи зрителей, затем, сложившись пополам, увлекаемая лодкой, проползла под сваями моста и снова взметнулась в синее небо с другой стороны.

Прохожие на мосту Адзумабаси уже издали заметили лодку, когда она подплывала к Камагато. Да и с лодки было видно нетерпеливое ожидание, царившее на мосту. Как будто встречали воинов, возвращающихся домой с победой. Здесь так же, как и на мосту Умаябаси, забавная лодка вызывала оживление.

Наконец она прибыла в Мукодзима. Звуки сямисэна стали громче, оживленнее. И как волы, повинуясь ритму бурной музыки, тянут вперед украшенную цветами колесницу, так и лодка под действием этой веселой музыки, казалось, быстрее скользила по воде.

Пассажиры многочисленных лодок, плывущих на любование цветами; толпы людей, заполнившие берега реки; студенты, размахивающие красными и синими флажками и подбадривающие возгласами плывущих на лодках, — все как один, словно завороженные, провожали взглядом странную, забавную лодку.

Танец страшилища становился все медленнее и медленнее. Женская головка, нарисованная на воздушном шаре, то колыхалась от речного ветерка, то вдруг взлетала выше горы Тайгюсан, уходящей своей вершиной в небо, то исчезала в белом дыму парохода. При этом женская головка делала какие-то дурацкие ужимки, будто бы заискивала перед зрителями.

Неподалеку от пристани Кототой лодка приблизилась к дамбе и поплыла по течению дальше. Люди, гулявшие в окрестностях виллы Окура, уже издали заметили над рекой голову страшилища, похожую на призрак, и, удивленно переговариваясь между собой, проводили взглядом забавную лодку. А лодка, наделавшая так много шума на дамбе, тем временем причалила к пристани Ханацукикадан, и все, кто был в ней, гурьбой высыпали на лужайку.

Человек в одеянии страшилища поблагодарил господина, его спутников и гейш и под бурю аплодисментов сбросил с себя бумажный мешок. Из-под красного, словно воспламененного капюшона показалось приветливое лицо мужчины с бритой головой.

Когда все высадились на берег, с новой силой вспыхнуло веселье. Компания мужчин и женщин разбрелась по лужайке. Поднялся страшный шум: начались танцы с притопом и прихлопом, игры в жмурки и пятнашки.

Сбросивший одеяние страшилища мужчина, не снимая женского кимоно, наскоро нацепил на белые носки соломенные сандалии с красными шнурками и начал развлекать гостей. Он то бегал за гейшами нетвердой, пьяной походкой, то прятался от них. Все громко смеялись над ним, хлопали в ладоши и пускались в пляс. Из-под нижней юбки мелькали волосатые икры. То здесь, то там раздавался его громкий, как у артиста, голос: «Малютка Кий-тян, а я тебя поймал!»

Он суматошно бегал туда-сюда, то слегка прикасаясь к рукавам женских кимоно, то натыкаясь на деревья.