Дэвид Герберт Лоуренс - Дева и цыган

А Иветта каланчой застыла посреди гостиной. Лицо ее выражало оскорбленное самолюбие, а душу сковала столь непривычная оторопь. Так и стояла она в недошитом платье без рукавов. Даже ее ужаснула Люсиль, посягнувшая на величие старости. Хотя сама Иветта полнилась холодным гневом: как не стыдно бабушке попрекать их кровными узами!

— Разве я сказала что обидное? — удивилась старуха.

— А то нет! — холодно бросила Иветта.

— И не думала! Я сказала лишь, что, хоть мы и верим в приметы, мы люди приличные.

Иветта не поверила своим ушам. Не ослышалась ли? Возможно ли такое? Возможно ли, чтобы убеленная сединами бабушка так беззастенчиво лгала?!

Впрочем, Иветта знала ответ наверное: да, бабушка самым бесстыдным образом солгала. Но едва произнесла эти слова, как сама же им и поверила!

В гостиную вошел настоятель, и перепалка прервалась.

— Что стряслось? — нарочито весело, пряча настороженность, спросил он.

— Да так, ничего особенного, — небрежно протянула Иветта, — просто Люсиль попросила бабушку замолчать, а тетя Цецилия ее выпроводила и велела из своей комнаты не выходить. — И прибавила по-французски: — Дело выеденного яйца не стоит. Хотя, конечно, Люсиль слегка погорячилась.

Старуха не расслышала всего, что сказала Иветта, однако вступила в разговор.

— Люсиль не мешало бы поучиться владеть собой, — заметила она. — Она уронила зеркало, ну и я, конечно, испугалась. Так и сказала. А Иветта завела что-то про приметы в нашем ужасном доме. Я и говорю, дескать, пусть мы верим в приметы, но все-таки люди приличные. Тут на меня Люсиль как напустится! Как заорет: «Замолчите сейчас же!» Просто стыд и срам, до чего теперешняя молодежь себя распускает, нервам волю дает.

В комнату вошла тетя Цецилия. Поначалу даже она опешила от матушкиных слов. Потом, видно, убедила себя, что все именно так и было.

— Я запретила Люсиль выходить из комнаты, пока не извинится перед Матушкой, — сказала она настоятелю.

— Долго ждать придется, — спокойно и надменно произнесла Иветта, скрестив голые руки.

— Не нужны мне никакие извинения, — промолвила старуха, — она просто дала волю нервам. Если уж у них сейчас нервы сдают, что же дальше-то будет! Ей бы успокоительное принимать. Цецилия, голубушка, Артур, наверное, заждался чая.

Иветта собрала в охапку свое шитье и пошла к себе наверх, снова что-то бессвязно и громко напевая. Внутри у нее все дрожало.

— Обновка к празднику? — игриво спросил отец.

— Обновка к празднику, — эхом, но без тени улыбки отозвалась она. Перекинула платье через руку и стала медленно подниматься наверх. Хотелось утешить Люсиль, а заодно спросить, как теперь сидит на ней голубое платье.

У подножия лестницы она задержалась и по привычке поглядела в окно на дорогу и мост. Как героиня Теннисона — в «Леди из Шалота», — она все время ждала, что появится некто на берегу реки, весело напевая «тра-ля-ля» или что-нибудь не менее содержательное.

Скоро пить чай. Дорожку за окном — от флигеля до ворот — запорошило снегом. Садовник подправлял круглые раскисшие клумбы, разбросанные по сбегающему к реке лугу. Сразу за воротами грязная, с остатками снега, дорога перебегала каменный мост и змеей уползала вверх по каменистой круче к горстке домов, над которыми курился дымок, — к северной деревне, прилепившейся за унылыми, сложенными из камня мельницами. В зажатой холмами долине виднелись высокие прямые трубы.

Настоятельский дом стоял у реки Пэпл, по обоим берегам его окружали холмы, и на одном из них находилась деревня. Сразу за домом круто вздымался холм, поросший темными голыми лиственницами, меж которыми виляла, то появляясь, то исчезая, дорога. А напротив дома, на другом берегу, — кусты стеной, еще выше — луговина, за ней — темные стволы деревьев, и венчала холм серая каменистая макушка.

Из коридора Иветта видела лишь поворот дороги да лавровые заросли-изгородь. Дорога спускалась к мосту, потом снова уводила по холму наверх, к кучке домов — деревне Пэплуик, мимо полей, испещренных каменными оградками-межами.

Всякий раз Иветта ждала: вот-вот появится некто на дороге из Пэплуика. И всякий раз задерживалась подле окна у лестницы. Порой проезжала повозка, или автомобиль, или грузовик с камнем, проходил батрак или кто из прислуги. Только вот задорный песенник так и не появился у реки. Давно миновали все развеселые траляляйские дни.

Но сегодня за поворотом грязно-белой дороги, меж лужайкой и каменной оградой, показалась чалая лошадка. Бодро и смело спускалась она с холма, на облучке легкой повозки сидел мужчина в кепке. Он свободно раскачивался на сиденье, подпрыгивая вместе с повозкой на ухабистой дороге, которая терялась у подножия холма в тихих собирающихся сумерках. Из повозки, прыгая и кивая на ходу, торчали длинные метлы, щетки из тростника и перьев. Иветта отбросила занавески за спину и прильнула к самому стеклу, обхватила руками голые плечи.

Спустившись с холма, лошадь пошла еще резвее, колеса прогромыхали по каменному мосту, метлы и щетки запрыгали еще пуще; возница мерно, как в полудреме, покачивался взад-вперед. Неужели это наяву, — думалось Иветте.

Но вот повозка миновала мост и уже катит вдоль ограды настоятельского дома. Возница взглянул на мрачный каменный особняк, спрятавшийся под сенью холма. Иветта еще крепче обхватила руками плечи. Поймав цепкий и сметливый взгляд из-под козырька кепки, поняла, что смуглолицый возница ее увидел.

У белых ворот он резко осадил лошадь, не сводя глаз с коридорного окна. Иветта, все еще прикрывая плечи посиневшими от холода веснушчатыми руками, зачарованно смотрела на мужчину.

Едва заметно кивнув ей, он повел лошадь в сторону, на лужайку. Затем проворно и сноровисто откинул парусиновый верх повозки, вытащил метлы и щетки, выбрал две-три камышовые и индюшачьего пера и, глядя прямо на Иветту за окном, подошел к воротам, открыл.

Иветта кивнула ему и понеслась в ванную переодеваться. Она тешила себя надеждой: может, цыган и не заметил ее тайного привета. Со двора послышалось рычание старого глупого Пирата вперемежку с тявканьем молодой, но еще более глупой Трикси.

У дверей гостиной Иветта столкнулась со служанкой.

— Никак метлы привезли продавать? — Она заглянула в гостиную. — Тетушка, там привезли щетки и метлы. Пойти встретить?

— Кто привез-то? — оторвалась от чаепития тетя Цецилия.

За столом, кроме нее, были лишь настоятель да Матушка. Девиц решили оставить без трапезы.

— Какой-то мужчина на повозке.

— Цыган, — подсказала служанка.

Тетя Цецилия, разумеется, тотчас же поднялась из-за стола. Непременно нужно взглянуть.

У черного хода, рядом с отвесно поднимавшимся холмом, поросшим лиственницами, стоял цыган.