Рабиндранат Тагор - Гóра

Последнее время Кришнодоял даже не касался газет, но людская молва проникла и в его убежище; прихлебатели, раздуваясь от гордости, сообщили ему, что его достойный сын Гора готовится торжественно совершить покаяние, и выразили надежду, что юноша пойдет по святым стопам своего отца и со временем станет таким же великим человеком.

Трудно сказать, сколько времени прошло с тех пор, как Кришнодоял последний раз заходил в комнату Горы. Сегодня, однако, сняв свои шелковые одежды, он надел обыкновенное платье и пошел к сыну, но не застал его.

Слуга доложил Кришнодоялу, что Гора находится в комнате жреца.

— Господи боже мой! Что ему там нужно?

Узнав, что Гора молится, Кришнодоял встревожился еще больше и поспешил в молельню. Там он нашел Гору, который сидел перед алтарем, погруженный в молитву.

— Гора! — позвал Кришнодоял с порога.

Удивленный появлением отца, Гора встал. В своих покоях Кришнодоял установил изваяние собственной божественной покровительницы и молился отдельно от всех. Все семейство поклонялось богу Вишну, но сам он почитал богиню Шакти и уже давно не участвовал в семейных богослужениях.

— Пойди-ка сюда! — позвал он.

Гора вышел из молельни.

— Что все это значит? — воскликнул Кришнодоял. — Что ты там делаешь? Ведь для этого есть специальный брахман, — продолжал он, видя, что Гора молчит. — Все необходимые обряды за всех в доме он регулярно выполняет. Так тебе-то что еще нужно?

— Ничего плохого в этом нет, насколько я понимаю.

— Ничего плохого! Ты так думаешь? А не кажется ли тебе, что нечего вмешиваться не в свое дело, раз у тебя и права на это нет. Это грех! Понимаешь? И грех этот ложится не только на тебя, но и на всех в доме.

— Если говорить об искренности в вопросах веры, — возразил Гора, — то, по всей вероятности, очень немногие имеют право совершать богослужение. Но неужели ты хочешь сказать, что я не имею права делать то, что делает наш жрец Рамхори?

Кришнодоял не сразу нашелся, что ответить.

— Видишь ли, — сказал он после некоторого молчания, — ежедневные обряды и молитвы — это кастовая обязанность Рамхори. Бог снисходительно смотрит на то, что их каста приняла на себя эту обязанность. Если же мы сами за это возьмемся, то нам придется отстранить их, а что будет с общиной? У тебя нет никакой причины отстранять его, и я не вижу, зачем тебе понадобилось входить в его комнату.

Раз уж сам Кришнодоял говорил, что даже такой праведный брахман, как Гора, не должен входить в молельню, значит, он имел для этого основания, и поэтому Гора не стал возражать.

— И вот еще что, Гора, — продолжал Кришнодоял, — я слышал, что ты как будто созвал всех пандитов на церемонию своего покаяния. Это правда?

— Да, — признался Гора.

— Пока я жив, этого не будет! — горячо воскликнул Кришнодоял.

— Но почему? — спросил возмущенный до глубины души Гора.

— Как почему? Разве я тебе не говорил, что ты не должен принимать участия в такой церемонии.

— Да, ты это говорил, — подтвердил Гора, — но не объяснил причины.

— И не вижу никакой необходимости объяснять, — ответил Кришнодоял. — Ты должен с почтением относиться к тому, что говорят тебе старшие и наставники. Без их разрешения ты не можешь участвовать ни в одной религиозной церемонии. Тебе, надо полагать, известно, что подобные церемонии связаны с памятью предков?

— Да, но в чем же тут препятствие для меня? — удивился Гора.

— Для тебя это совершенно исключено, — сердито сказал Кришнодоял, — я не допущу, чтобы ты принимал в них участие.

— Вот что, — жестко и холодно ответил Гора, — это мое личное дело. Я хочу очиститься от скверны и с этой целью устраиваю обряд покаяния, и я совершенно не понимаю, почему ты так волнуешься из-за этого и протестуешь.

— Послушай, Гора, — не выдержал Кришнодоял. — Было бы очень хорошо, если бы ты не пускался в спор по всякому поводу. О таких вещах не спорят. Есть много такого, что тебе понять еще не под силу. Позволь мне сказать тебе еще раз — ты глубоко заблуждаешься, если считаешь, что стал уже настоящим индуистом. Это не в твоей власти. Каждая капля твоей крови, каждая клеточка твоего тела восстает против этого. Даже при самом большом желании нельзя вдруг стать индуистом. Для этого нужно совершать праведные поступки из рождения в рождение.

— Я не знаю, как уж там из рождения в рождение, — вспыхнул Гора, — но разве я не могу претендовать на права, которые дает мне кровь нашего рода?

— Опять ты споришь! — воскликнул Кришнодоял. — И тебе не стыдно прямо в глаза противоречить мне? Называешь себя индуистом, а сам никак не бросишь эти английские повадки. Слушай, что тебе говорят, и немедленно прекрати все это.

Гора стоял молча, опустив голову.

— Но если я не совершу покаяния, — сказал он, — я не смогу есть со всеми вместе на свадьбе Шошимукхи.

— И великолепно! Что в этом плохого? — воодушевился Кришнодоял. — Тебя посадят отдельно.

— Значит, и в общине я должен держаться отдельно от всех?

— Это было бы очень хорошо, — согласился Кришнодоял, но, заметив, что его воодушевление несколько удивляет Гору, добавил: — Не обращай внимания на эти мелочи. Я ведь тоже никогда не ем вместе со всеми, даже когда бываю среди приглашенных. А какие у меня связи с общиной? Если ты хочешь вести праведный образ жизни, тебе лучше всего вступить на такой же путь. Я уверен, что для тебя это будет наивысшим благом.

В полдень Кришнодоял послал за Обинашем и сказал ему:

— Что это вы там замышляете? Зачем вам понадобилось ставить Гору в такое затруднительное положение?

— Как это так замышляем? Ваш Гора сам любого поставит в затруднительное положение. Его не очень-то поставишь.

— Ну, так вот что, — твердо сказал Кришнодоял, — предупреждаю, что этой церемонии не бывать. Я никогда не соглашусь на это. Чтобы сейчас же вся подготовка к ней была прекращена!

Обинаш был удивлен упорством старика. Но он знал немало примеров в истории, когда отцы великих людей совершенно не понимали своих сыновей, и решил, что Кришнодоял тоже принадлежит к числу таких отцов. Он подумал, что для старика было бы куда полезнее поучиться у своего сына, вместо того чтобы проводить все время в обществе всяких шарлатанов. Но Обинаш был тонким дипломатом. Он не стал понапрасну тратить слов, понимая, что спорами ничего не добьешься и что шансы на «моральное воздействие» слишком незначительны.

— Очень хорошо, господин, если вы не согласны, мы, конечно, не пойдем против вашей воли, — сказал он. — Но ведь все уже готово, приглашения разосланы, и отменить церемонию сейчас нельзя. Я думаю, мы вот как сделаем: пусть церемония покаяния в этот день все-таки состоится, только без участия Горы. Ведь чего-чего, а грехов у нас в стране хоть отбавляй.