Рабиндранат Тагор - Гóра

У Пореша была привычка закрывать вдруг во время разговора глаза, словно он хотел углубиться в себя и собраться с мыслями.

«Какое пленительное спокойствие выражают в такие минуты его черты, кажется, будто он черпает из неведомого источника истинную мудрость», — думал Биной. Ему было больно, что Гора, по всей видимости, не испытывает должного почтения к этому достойному человеку и несдержан в разговоре с ним.

Разливая чай, Шучорита вопросительно взглянула на Пореша. Она не знала, кому из гостей можно предложить его. Барода повернулась к Горе:

— Вы, вероятно, чая не пьете?

Нет, — твердо ответил Гора.

— Почему? Боитесь нарушить законы касты?

— Да.

— Следовательно, вы признаете кастовое деление?

— Не я его создал, какое же право имею я признавать его или не признавать? А раз я считаю себя членом индуистской общины, то, значит, должен признавать и ее правила.

— И вы безусловно подчиняетесь всем требованиям общины?

— Отказываясь подчиняться общине, мы тем самым разрушаем ее.

— Что же произойдет, если она будет разрушена?

— Вы с таким же успехом могли бы спросить, что произойдет, если подрубить сук, на котором сидишь.

С трудом сдерживая раздражение, Шучорита проговорила:

— Ма, к чему этот бесполезный разговор? Оставь его! Он все равно не станет есть с нами.

Взгляд острых глаз Горы задержался на мгновенье на девушке. Шучорита повернулась к Биною и неуверенно спросила:

— А вы?..

Биной никогда в жизни не пил чая. Он давно уже перестал есть хлеб и печенье из мусульманских булочных, но сегодня он чувствовал себя не вправе отказаться от того, что ему предлагали. Он заставил себя прямо взглянуть в лицо Шучорите и сказал:

— Спасибо! Я выпью, — и посмотрел на приятеля. Гора усмехнулся.

Чай показался Биною горьким, но он выпил всю чашку.

«Какой славный этот Биной», — подумала Бародашундори. Она отвернулась от Горы и сосредоточила все свое внимание на Биное. Заметив это, Пореш осторожно придвинул свое кресло поближе к Горе и заговорил с ним вполголоса.

В этот момент на улице послышались громкие выкрики продавца сладостей: «Жареные орехи, жареные орехи!» Лила радостно захлопала в ладоши. Но не успела она крикнуть: «Шудхир, позови его!»—как Шотиш уже бросился к перилам.

Тем временем на веранде появился еще один гость. Все называли его Пану-бабу, хотя настоящее его имя было Харанчондро Наг. В «Брахмо Самадже» он пользовался репутацией очень умного и высокообразованного человека.

Все в семье были уверены, что Пану-бабу собирается жениться на Шучорите, хотя ничего определенного между ними еще не было сказано. Сомнений быть не могло — Шучорита очень нравилась Пану-бабу, и сестры и подруги частенько поддразнивали девушку.

Пану-бабу преподавал в школе. По понятиям Бародашундори, школьный учитель отнюдь не был завидной партией, и она не скрывала, что, воспылай он нежными чувствами к какой-нибудь из ее собственных дочерей, она была бы этим весьма недовольна. Будущие мужья ее дочерей должны были быть по меньшей мере подающими надежды помощниками судьи.

Когда Шучорита подала Харану чашку чаю, Лабонне, сидевшая поодаль, хихикнула, прикрыв рот рукой. От внимания Биноя это не ускользнуло. У него вообще проявилась вдруг незаурядная способность подмечать все, что делается вокруг, и быстро делать из этого свои выводы, хотя прежде он вовсе не отличался повышенной наблюдательностью.

Ему показалось величайшей несправедливостью, что Харан и Шудхир давно знакомы с этими девушками, что они близки этой семье и даже стали здесь предметом шуток и тайных намеков.

Появление Харана несколько ободрило Шучориту. Она надеялась, что теперь-то уж высокомерие Горы будет сломлено. Обычно словоохотливость Харана сильно раздражала ее, но сейчас она радостно приветствовала появление этого витии и с удовольствием подкрепляла его силы чаем и печеньем.

— Пану-бабу, позвольте познакомить вас… — начал Пореш.

— О, мы знакомы. Когда-то он был рьяным членом «Брахмо Самаджа».

И, не обращая больше внимания на Гору, Харан занялся чаем.

В то время из Англии на родину только что возвратилась [25] Экзамены на должность чиновника англоиндийской службы происходили не в Индии, а в Англии, с тем чтобы затруднить индийцам поступление на англо-индийскую государственную службу. первая группа юношей-бенгальцев, сдавших экзамены для поступления на государственную службу, и Шудхир рассказывал о приеме, который оказали одному из них.

— Как бы хорошо ни выдержали бенгальцы экзамены, толку от них все равно не будет, — заметил Харан.

И, чтобы доказать неспособность бенгальцев быть хорошими администраторами, он начал распространяться о недостатках и слабостях, присущих всем бенгальцам.

Гора побагровел. Стараясь насколько возможно контролировать свой голос, он сказал:

— Если это действительно ваше мнение, не понимаю, как вы можете спокойно сидеть за столом и пить чай.

Харан удивленно поднял брови:

— А что прикажете делать?

— Бороться с этими недостатками, искоренять их или уж… кончить жизнь самоубийством. Заявить, что твой народ ни на что не способен и ничего никогда не добьется!.. Да как у вас кусок не застрянет в горле?!

— Не вижу, почему я не могу сказать правду?

— Извините меня, но если бы вы искренне считали, что это так, вы никогда не могли бы говорить об этом с таким хладнокровием. В душе вы сознаете, что это неправда, так чего же не порассуждать на досуге! Но знайте, Харан-бабу: ложь — грех, клевета — еще больший грех, но нет греха страшнее, чем клевета на свой народ.

Харан дрожал от ярости.

— Вы, значит, ставите себя выше всех остальных? — продолжал Гора. — Считаете, что только вам дано право метать громы против своего народа, а мы все обязаны покорно выслушивать ваши обвинения, памятуя, что так завещано нам от предков?

Прекратить спор — значило признать свое поражение. Смириться с этим Харан не мог, и он начал со все возрастающим жаром доказывать никчемность бенгальцев. Он перечислил все дурные обычаи, господствующие в бенгальском обществе, и добавил:

— Пока с этим не будет покончено, народу рассчитывать не на что.

— Вы просто повторяете слова англичан, а сами знаете об этих обычаях только понаслышке, — презрительно сказал Гора. — Вот если бы вы так же горячо возмущались дурными обычаями англичан, тогда, конечно, вы имели бы право говорить…

Пореш попытался было переменить тему, но разъяренный Харан не унимался.

Солнце зашло, но в просветах туч на западе еще виднелось небо, пылавшее великолепными красками. И, несмотря на словесную бурю, бушевавшую вокруг, в душе Биноя звучала чудесная музыка.