Рабиндранат Тагор - Гóра

— Пойдем, милый, — сказал Пореш. — Нас ждет экипаж.

Но лишь только они хотели усесться, как откуда ни возьмись примчался запыхавшийся Обинаш и с ним еще несколько студентов. При виде Обинаша Гора хотел было побыстрее забраться в пролетку, но тот успел преградить ему дорогу, умоляя подождать минутку.

И в эту минуту студенты грянули хором:

Лицо Горы побагровело.

— Замолчите! — крикнул он громовым голосом.

Удивленные студенты смолкли, а Гора продолжал:

— Что все это значит, Обинаш?

Обинаш, не отвечая, достал пышную гирлянду из цветов жасмина, завернутую в банановые листья, а один из студентов — совсем еще мальчик — начал высоким голосом читать, как заведенная шарманка, написанное золотыми буквами приветствие по случаю освобождения Горы из тюрьмы.

Гора решительно отстранил гирлянду, протянутую Обинашем.

— Это что еще за представление? — спросил он, едва сдерживая гнев. — Вы что, весь этот месяц только и делали, что. готовились напялить на меня посреди дороги костюм клоуна из вашей бродячей труппы?

Что правда, то правда, Обинаш давно вынашивал план встречи Горы. Он рассчитывал на большую сенсацию. Во времена, о которых мы говорим, инциденты такого рода были еще внове. Обинаш не рассказал о своей идее даже Биною, не желая ни с кем делиться лаврами, которые должны были достаться ему, как организатору этого редкого зрелища. Он даже подготовил заметку для газеты, в которой оставалось уточнить лишь две-три детали.

— Ты несправедлив к нам, — сказал он Горе, обиженный таким приемом, — Весь месяц, что ты был в тюрьме, мы разделяли с тобой страдания. Наши сердца тлели на медленном огне, от которого обуглились даже наши ребра.

— Ты ошибаешься, Обинаш, — возразил Гора. — Присмотрись внимательно, и ты увидишь, что огонь еще и не занялся и что ваши ребра находятся в полном порядке.

— Правители нашей страны пытались унизить тебя, — не унимался Обинаш, — но сегодня от лица народа Индии мы возлагаем эту гирлянду почета…

— Это уж слишком! — воскликнул Гора и, отстранив Обинаша и его спутников, обратился к Порешу: — Садитесь, Пореш-бабу!

Очутившись наконец в экипаже, Пореш-бабу облегченно вздохнул. Гора и Биной не замедлили последовать его примеру.

Путь до Калькутты Гора проделал на пароходе и на следующее утро был уже дома. У дверей его ждала толпа восторженных почитателей. С большим трудом освободившись от них, он прошел в комнату Анондомойи. Она еще рано утром совершила омовение и сидела, поджидая сына. Когда вошедший Гора, почтительно склонившись, коснулся ее ног, она не смогла дольше удерживать столько времени копившиеся слезы.

Вскоре, после омовения в Ганге, вернулся Кришнодоял, и Гора пошел к нему, но отцу он поклонился издали и не коснулся его ног. Да и сам Кришнодоял предусмотрительно сел подальше от него.

— Я хочу совершить обряд покаяния, отец, — сказал Гора.

— Не вижу в этом никакой необходимости, — ответил Кришнодоял.

— Я легко переносил в тюрьме все лишения и трудности, но уберечься от осквернения не мог, и мысль об этом не перестает угнетать меня. Потому-то я и считаю, что мне необходимо совершить торжественный обряд покаяния.

— Нет, нет, — забеспокоился Кришнодоял. — Ты преувеличиваешь. Это совершенно лишнее. Своего согласия дать я не могу.

— Хорошо, — сказал Гора, — но позволь мне хотя бы спросить мнение пандитов на этот счет.

— И пандитов спрашивать незачем, — возразил Кришнодоял. — Я могу уверить тебя, что в твоем случае обряд очищения вовсе не обязателен.

Гора никогда не мог понять, почему Кришнодоял, такой щепетильный в исполнении обрядов и соблюдения чистоты, не хочет признать за ним права строго следовать законам религии и, более того, решительно препятствует этому.

За обедом Анондомойи хотела посадить Биноя рядом с Горой, но тот воспротивился.

— Посади Биноя подальше, ма, — попросил он.

— Почему? Биной-то чем провинился?! — удивилась Анондомойи.

— Биной не провинился ни в чем. Дело во мне — я считаю себя оскверненным.

— Ну и пусть, Биной не обращает внимания на это.

— Это уж его дело, зато я сам обращаю, и большое…

Когда после обеда друзья отправились в скромную комнатку на верхнем этаже, оба не знали, с чего начать разговор. Биной не мог представить себе, как он расскажет Горе о том, что занимало его мысли весь этот месяц. Горе же очень хотелось расспросить друга о семье Пореша-бабу, но он ждал, чтобы Биной сам заговорил об этом. Гора, конечно, спросил Пореша-бабу, как поживают его дочери, но то была всего лишь дань вежливости. А ему не терпелось узнать о них гораздо больше, чем то, что все они чувствуют себя хорошо.

В это время, с трудом одолев лестницу, в комнату вошел запыхавшийся Мохим и уселся рядом с молодыми людьми. Отдышавшись немного, он сказал:

— Ну вот, Биной, до сих пор мы ждали Гору. Но теперь никаких оснований для отсрочки больше нет. Давай назначим день. Что ты скажешь, Гора? Ты же знаешь, о чем я говорю?

Гора только рассмеялся в ответ, и Мохим продолжал:

— Тебе смешно! Наверное, думаешь — вот ведь какой у меня дада: если уж что задумал, так не отступится. Беда в том, что это касается будущего моей дочери — насколько я теперь понял, это не какой-то там отвлеченный вопрос, а вполне реальный, и так просто от него не отмахнешься. Так что смеяться нечего, а надо думать, как это все решить окончательно.

— Так ведь человек, от которого зависит окончательное решение, находится перед тобой?

— О, господи, — воскликнул Мохим, — интересно, что может решить такой нерешительный человек! Раз уж ты вернулся, вся ответственность возлагается на тебя.

Биной сидел серьезный, молчаливый. Он даже не пытался, как обычно, перевести разговор в шутку, и Гора, поняв, что здесь что-то не так, сказал:

— Я могу взять на себя приглашение гостей, готов заказать свадебный пир, согласен даже прислуживать за столом, но принять всю ответственность за то, что Биной женится на твоей дочери, я, знаешь ли, все-таки откажусь. Я мало знаком с божеством, по чьей воле совершаются все эти дела, стараюсь не попадаться ему на глаза и всегда поклоняюсь ему издалека.

— Не воображай, пожалуйста, что, если ты стараешься не попадаться ему на глаза, он тебя пощадит, — возразил Мохим. — Как знать, когда ему придет в голову заняться тобой. Я не знаю, что он там надумал относительно тебя, но вот с Биноем натворил такого, что не разберешься. Только я предупреждаю, как бы не пришлось тебе, Гора, пожалеть, что ты не вмешался в это дело и предоставил все на волю такого легкомысленного божества…

— Ладно, пусть уж я лучше буду жалеть о том, что отказался взяться не за свое дело, а то как бы мне не пришлось еще больше пожалеть, взявшись за него. Предпочитаю избежать такой участи.