Панас Мирный - Гулящая

Христя только глубоко вздохнула.

А Колесник, немного помолчав, снова начал жаловаться. Он весь был охвачен тревожными мыслями и предчувствиями и особенно упрекал себя за то, что купил Веселый Кут.

– Вот скоро будет земский съезд. Вывези кривая из вражеского стана! Да нет, где уж там! Не снести мне головы на плечах!

Христя оглянулась: словно ночное море распростерлись темные просторы полей. Мерцают звезды в вышине. Ей стало так грустно, словно она была одна в пустыне.

Долго ехали молча.

– Вот она уже светится, мука моя, глядит своими злыми глазами.

Христя посмотрела вдаль – за горой колыхалось желтоватое зарево, рассеивая ночной сумрак. Они подъезжали к городу.

– Я сойду на базаре, а ты поезжай в гостиницу Пилипенко. Он хоть и враг мой, но там номера лучшие в городе. Жди меня, я заеду за тобой, – сказал ей Колесник на городской окраине и, взяв руку Христи, прижал ее к сердцу. Словно молот, колотилось оно в груди.

– Стой!

Подъехали к базару.

– Спасибо вам за компанию и спокойной ночи! – громко сказал Колесник, крепко, до боли сжал Христину руку и быстро ушел. Вскоре он скрылся в ночной темени.

Грустно и горько было на душе у Христи. Лет восемь назад ее вез сюда Кирило и утешал; теперь она ехала с Колесником, как равная, и пришлось его утешать...

Такова жизнь! А кто знает, что ждет ее впереди? Не придется ли бродить здесь голой и босой, скрываясь от людского глаза, чтобы кто-нибудь не узнал?...

«Жизнь – что длинное поле, – думала Христя, очутившись одна в номере гостиницы, – пока перейдешь его, и ноги поколешь, и порежешься на острой стерне».

Сколько раз судьба то улыбалась ей, то поворачивалась спиной, пока не пустила ее бродить по белу свету. Она вспомнила Загнибиду, его кроткую жену-мученицу, Проценко, Рубца, Пистину Ивановну, которая так ее обидела и прогнала. Бог с ней! Марина еще больнее обидела ее, приревновав к ней своего мужа. А где теперь Марина, Довбня? Хоть она, может, до сих пор на меня сердится, а я все-таки завтра пойду и разыщу ее. Днем мы, вероятно, не уедем, старик боится свидетелей, – вот я и пойду.

С этими мыслями она легла спать и вскоре уснула.

На другой день Христя спросила горничную, не знает ли она Довбню.

– Довбню? – удивилась та. – Да кто его здесь не знает? Нет такого забора, под которым бы он пьяным не валялся. Совсем спился с кругу.

Христю неприятно поразило это известие. Она вспомнила, как Марина жестоко с ним обращалась, пьяного выталкивала на улицу, а он целую ночь слонялся под окнами, называя ее ласковыми именами и Христом-Богом моля впустить его в дом.

– А где он живет, не знаете?

– Да говорю же вам – с кругу спился, – отрезала горничная. – Голый бегал по городу. Сколько раз его в больницу брали – не помогало. Говорили, что надо везти в губернию в дом сумасшедших. Его что-то не видно теперь, может, и повезли.

– Он ведь был женат.

– Жена его, кажется, и довела до этого.

– А не знаете, где она живет?

– Не знаю. Говорили, что где-то на окраине. – И горничная назвала имя хозяйки.

Напившись чаю, Христя направилась разыскивать Марину. Ей долго пришлось бродить и расспрашивать, пока она отыскала нужный дом на самом краю города. Над оврагом, куда вывозили и сбрасывали мусор и нечистоты, стояла одинокая неогороженная хата с продырявленной крышей, покосившимися стенами и окнами.

Согнувшись, чтобы не удариться о низкую притолоку, пробралась Христя в эту конуру. Снаружи она казалась не такой грязной, как внутри. Стены облупились, пестрели пятнами сырости, в углах свисала густая паутина. Печь – вся в саже. Неровный земляной пол покрыт мусором и грязью по щиколотку. Сквозь зеленые стекла маленьких окошек еле пробивается дневной свет, будто надымили в комнате.

Христя сразу ничего не могла разглядеть в сумраке. Потом она заметила, что кто-то копошится на нарах около печи.

– Здравствуйте. Кто тут?

– А вам кого надо? – услышала Христя незнакомый охрипший голос.

– Марина тут живет?

– Какая Марина?

– Довбня.

– Я – Марина.

Темная фигура поднялась с нар.

Христя увидела высокую женщину с расплывшимся, обрюзгшим лицом и заспанными глазами.

– Марина! – подавив вздох, испуганно повторила Христя.

– Я, я, Марина, – сказала та, приблизившись к Христе.

– Не узнаешь меня? – спросила Христя.

– Кто же вы будете?

– Христю не знаешь?

Глаза Марины широко раскрылись.

– Христя! Тебя и не узнать, совсем барыня!

– А почему у тебя так темно, грязно?

– Вот так приходится жить. Все пропил проклятый. Все до нитки, и сам спился. А ты откуда?

– Проездом. Остановилась дня на два. Насилу нашла тебя.

– Спасибо, что не забыла. Садись же, садись. Вот, у стола, не бойся, там чисто. Вчера вытерла, – сказала Марина, видя, что Христя с опаской озирается.

Наконец Христя села.

– Давно ты сюда забралась? – спросила она.

– С трудом нашла эту конуру; здесь, того и гляди, задавит тебя. Разве можно было с ним жить? Сколько мы этих квартир переменили. Вот переедем, день-два – ничего. А там, как запьет, хозяин и гонит. Беда, Христя, с таким мужем. Кабы знала, лучше бы с последним нищим связалась, чем с ним.

– А где ж он теперь?

– Где? В больнице. В губернию отвезли. Насилу допросилась, чтобы его взяли. Ты, говорят, жена, сама и вези. А на какие деньги? Он ведь все пропил. До того допился, что глянуть страшно: оборванный, чуть не голый, весь трясется, глаза на лоб лезут, заговаривается, Господи! Так я с ним намучилась, что слов не найду.

Христя молча сидела у стола. Ей казалось, что вот-вот распахнется дверь и войдет страшный, обезумевший Довбня.

Дверь действительно раскрылась, и вошел высоченного роста солдат. Голова его чуть не касалась потолка, руки – как крючья, лицо – продолговатое, рябое.

– Марина Трофимовна! Наше вам! – сказал солдат, протягивая Марине руку. Та, приветливо улыбнувшись, подала ему свою, и солдат так ее сжал, что Марина подскочила от боли и ударила его изо всей силы по плечу. Солдат громко засмеялся.

– Чтоб тебя черти так жали! – ругала его Марина.

– Ничего-с. Это здорово! – сказал солдат, садясь на другом конце стола против Христи.

Она пугливо посмотрела на гостя и подумала: «Тут, видно, босяцкий притон».

– А это что у тебя за барышня? – спросил солдат.

– Это моя подруга, а не барышня.

– Понимаем-с. Наше вам, – сказал он, протягивая Христе руку.

Та боязливо подала свою.

– Бойтесь! Вот это ручка. Беленькая, пухленькая, – любовался он, слегка поглаживая руку Христи шершавой ладонью

– А позвольте спросить. Вы где ж находитесь? Здесь или проездом?

– Проездом, – ответила Христя.

– При должности какой состоите или гулящая?

Христя остолбенела от этих слов; она вся скорчилась от неожиданности.