Панас Мирный - Гулящая

– Здоровы, проклятые! Известно, нечистая сила их обуяла!

Христе так страшно стало в этом месте, где скопилось столько несчастий, болезней и уродств, что она уже готова была убежать отсюда, но вспомнила про Довбню и снова пошла в больничную контору.

– Довбня? – спросил смотритель. – Был такой в белой горячке. Кажется, выздоровел. Сейчас.

Он прошел в соседнюю комнату и, возвратившись, сказал, что уж третий день, как Довбня выписался.

«Вот так собралась проведать... Где ж теперь искать его?» – с досадой подумала Христя.

С поникшей головой она медленно шла по улице, думая об умалишенной... Потом мысли ее незаметно перенеслись на Колесникова. Чудной он стал. Как бы не сошел с ума!

– А-а, Христя! Здорово, черноброва! – услышала она вдруг знакомый голос.

Христя подняла голову – перед ней стоял Проценко. Поблизости никого не было.

– Где ты была, моя старая любовь? – спросил он, заглядывая в ее грустные глаза.

– Я? В больницу ходила... проведать Довбню.

– Опоздала. Он еще дня три тому назад ушел из больницы.

– Там мне так и сказали. Где ж он теперь?

– Где? Верно, добрался до первого кабака и засел там. Что ты на меня так смотришь? А ты ничуть не изменилась. Еще похорошела. Пойдем, я провожу тебя.

– Когда никого нет поблизости, можно и проводить, – промолвила Христя, ускоряя шаг.

– Чудная ты! Был когда-то вольной птицей, да отрезали крылья.

– Значит, нашлась такая, – усмехнулась она.

Некоторое время шли молча.

– Что ж вас нигде не видно? То, бывало, забегали к Константину Петровичу, а теперь – ни ногой.

– Мошенник твой Константин Петрович! Плут! – Христя подняла на него удивленные глаза. – Украл земские деньги, имение себе купил. Да какое? Веселый Кут. В земской кассе двадцати тысяч не досчитали. Сегодня такое творится в земстве, что только держись. Под суд его отдали.

У Христи закружилась голова, перед глазами пошли зеленые круги. Теперь все ей стало понятно – и причина дурного настроения Колесника, и его странные речи.

Ей казалось, что земля под ней колышется. Она чуть не бежала, но была уверена, что еле переставляет ноги.

– Отчего ты так летишь? – спросил Проценко.

Она остановилась перевести дыхание.

– Дошло до тебя наконец? – злорадно усмехаясь, спросил Проценко. – Теперь снова на распутье? Знаешь что? Если не хочешь пропасть, брось своего старого друга да нанимайся к моей жене в горничные. Только ни гугу! Хорошо тебе будет. Я все помню, Христя. Мне хочется тебе чем-нибудь услужить.

Перед ее глазами померкнул свет.

– Прочь от меня, ирод! Сатана! – крикнула она и пустилась бежать без оглядки.

Она ничего не чувствовала, не видела, как Проценко бросился вслед за нею, едко сказал:

– Ну-у! Я ж доберусь до тебя, шлюха!

Из подворотни одного дома выскочила собака и погналась за ней. Да разве догонишь ее?

– Это что за лисичка так бежит? – крикнул кто-то.

– Федор! А ну догони! – крикнул один извозчик другому.

– Поедем.

И они пустились за ней вдогонку.

А Христя все бежит без оглядки. Вот и крыльцо ее дома.

Двери тут обычно заперты – надо позвонить, чтобы открыли. Христя забыла об этом и резко рванула ручку двери. На этот раз она не была заперта и с грохотом распахнулась. Христя бросилась вперед, но тотчас же остановилась как вкопанная...

Перед нею на толстом шнуре висел... Колесник. Христя пошатнулась, крикнула и упала навзничь.

– Где я? – были первые ее слова, когда она очнулась.

Кругом тихо, темно. Что-то шелестит под нею. Да это же солома. Откуда она взялась? Вверху что-то смутно сереет. Господи! Что с ней случилось?

Христя поднялась, в ушах у нее звенело. От слабости она снова легла... что-то пробежало по лицу.

Как безумная, вскочила Христя и сразу все вспомнила. Она видит перед собой Проценко, вот он шепчет: «Добра тебе желаю – иди ко мне в горничные»... Потом вспомнилось ей, как бежала... как увидела висевшего Колесника...

Как же она очутилась здесь, в этой мрачной дыре? Этого Христя никак не могла вспомнить.

Ощупью пробралась она к окошку. Потянулась к нему руками – но не достать.

Она поднимается на цыпочках, машет рукой и ударяется в железную решетку.

Да это же тюрьма! Она – в тюрьме! За что! Рыданья душили ее. Верно, что-то дурное сделала, если ее бросили сюда.

Слезы градом покатились из ее глаз. Долго она плакала, уткнувшись лицом в солому, потом впала в сонное забытье. Когда проснулась, сквозь железную решетку уже пробились первые лучи солнца, и веселые зайчики мелькали на грязной соломе. Стены, покрытые плесенью и черными пятнами, казалось, надвигались на нее, чтобы задушить. Издали доносился приглушенный шум.

Потом что-то задребезжало у нее над головой, и дверь в камеру растворилась.

– Эй, ты! Спишь там или очумела? – окликнул ее грубый голос. – По-барски почивать изволишь. Подь сюда!

Христя поднялась. У дверей стоял стражник.

– Да живей, живей! Что, словно неживая!

Христя покорно пошла за ним, с ужасом думая, на какую еще муку ее ведут.

Ее ввели в какую-то большую комнату.

– Посиди здесь и обожди. Сейчас пристав выйдет.

Теперь только Христя сообразила, что она была в полицейском участке. Каково же было ее удивление, когда она увидела вошедшего Кныша!

– А, это ты, певунья! – сказал он. – Что ж, ты хорошо выспалась в моей опочивальне? В ней тихо и мягко, не то что на перине у Колесника.

Христя заплакала.

– Чего же ты плачешь? Я же тебя не бью. Перестань. Скажи лучше, что ты знаешь про Колесника. От чего он повесился? Может, сама и помогла?

– Кабы знала, что такое случится, я б из дому не выходила.

– Где ж ты была?

Христя рассказала ему обо всем, не утаив и свой разговор с Проценко.

Кныш только свистнул и зашагал по комнате, искоса поглядывая на Христю.

– Что ж ты теперь будешь делать? – спросил он немного спустя. – Пойдешь к Проценко?

– Чего я там не видела? Кабы мне одежду мою вернули...

– Одежду?... Вот что... ты лучше останься у меня.

– Здесь. Чтобы блохи меня заели?

– Нет, не в кутузке... а там, в моей квартире. И одежду свою получишь, и отпустить тебя скорее можно будет. А то, пока дело кончится, в кутузке тебя и вправду блохи заедят.

У Христи сжалось сердце. Вот куда ее снова толкает судьба. А она думала... Впрочем, нет! Она еще окончательно не погибла, пока не увяла ее красота.

– Так ты... согласна? – запинаясь, спросил ее Кныш и, подойдя ближе, взял ее за круглый подбородок.

Христя покорно опустила ресницы.

– Ну, гляди же мне!

– Я ничего не ела... Есть хочу.

– Иванов! – крикнул Кныш.

Словно из-под земли появился на пороге полицейский.

– Отведи ее ко мне. И накорми. Самовар готов?

– Готов, ваше высокоблагородие! Слушаюсь! – и он повел Христю на квартиру пристава.