Пэлем Вудхауз - Том 13. Салли и другие

Руфь не смогла заснуть так легко. Ее беспокоил этот случай. Что-то вошло в ее жизнь, и обещало произвести побочные эффекты.

Когда следующим вечером она вернулась с прогулки, которую всегда предпринимала после работы, общее раздражение Увеличилось при виде мистера Винса, который, прекрасно освоившись, стоял у камина в маленькой гостиной.

— Здравствуйте, — сказал он. — По странному совпадению, я оказался поблизости, когда ваш отец проходил мимо и пригласил меня поужинать. Вы никогда не задумывались о совпадениях? По-моему, их можно сравнить с зеро на рулетке жизни.

Он нежно посмотрел на нее.

— Для застенчивого человека, понимающего, что девушка, которую он любит, тщательно его осматривает, пытаясь определить, что она о нем думает, — продолжил он, — такие встречи — настоящее испытание. Вы не должны судить обо мне слишком опрометчиво. Сейчас нервный, смущенный, косноязычный, но я не всегда таков. Под коркой застенчивости — состав высшей пробы, мисс Уорден. Люди, которые меня знают, сравнивают меня с лучиком света… Но, вот и ваш отец.

За ужином мистер Уорден был очень недоволен дочерью. Опять то же самое! Вместо того чтобы вести себя учтиво и пытаться расположить гостя к себе, она, по всей видимости, его невзлюбила. Ей едва удавалось сохранять вежливость. Мистер Уорден сказал себе со вздохом, что он ее не понимает. Розовые мечты стали понемногу увядать.

Мысли Руфи о мистере Винсе были в эти дни весьма хаотичными. Хотя она и говорила себе, что он ей совсем не нравится, она начинала чувствовать некое притяжение к нему. В чем именно оно состояло, она сказать не могла. Когда она пыталась это проанализировать, то приходила к заключению, что только он вносил в ее жизнь возбуждение. С тех пор как он прибыл, дни потекли гораздо быстрее. Монотонность куда-то исчезла. Ей даже было приятно пытаться подавить и превзойти его, тем приятней, чем чаще попытки эти проваливались.

Мистер Винс облек это ощущение в словесную оболочку. Его отличала неприятная привычка обсуждать свое ухаживание в манере беспристрастного лектора.

— Я делаю успехи, — заметил он. — При каждой новой встрече вы пытаетесь нанести левый боковой удар в область солнечного сплетения души, а это говорит о том, что вы уже начинаете понимать наше душевное родство. Для таких людей, как мы, счастливый брак держится только непрерывными ссорами. По-моему, самая прекрасная строчка в английской поэзии — «О, как мы ссорились с женой!» Вы были бы несчастны с мужем, который не любил бы с вами ссориться. Сейчас положение таково, что я вам необходим. Если я уйду из вашей жизни, я оставлю по себе щемящее чувство пустоты. Вы сохраните великолепный удар, но будет не на ком его отрабатывать, и вы буквально изведетесь. Теперь, я думаю, дела быстро пойдут в гору. За следующую неделю я умаслю вас подарками. А вот и первый из них.

Он вытащил кусок бумаги из кармана и передал ей. Это был карандашный набросок, грубый, неоконченный, но замечательно тонкий. Даже Руфь могла это оценить, а она была предвзятый критик, ибо то была карикатура на нее. Она была изображена в полный рост, глядела презрительно и поджала губы. Художнику удалось и уловить полное сходство, и подчеркнуть все, что выдавало презрение и гнев.

— Не знала, что вы художник, мистер Винс, — сказала она, протягивая ему рисунок.

— Жалкий любитель. Можете оставить его себе.

— Спасибо, не хочется.

— Совсем?

— Неумно и очень нагло показывать его мне. Рисунок не смешной, а просто грубый.

— Еще немного, — сказал мистер Винс, — и я решу, что он вам не нравится. Вы любите шоколад?

Руфь не ответила.

— Я пошлю вам его завтра.

— А я отошлю его обратно.

— Тогда я пришлю еще, вместе с фруктами. Подарки! — продолжил монолог мистер Винс — Подарки! Вот в чем секрет. Посылайте подарки. Если бы мужчины только ссорились и посылали подарки, было бы меньше холостяков.

На следующий день, как и было обещано, шоколад прибыл, несколько фунтов в роскошной коробке. Удары судьбы не смогли отбить у Руфи слабости к сладкому, и она с явным трудом отослала коробку обратно. Потом вернулась в ломбард, сияя от морального удовлетворения, которое появляется у тех, кто проявит железную волю.

А в ломбарде происходили странные события.

Странные события, как сказал бы мистер Винс, — это зеро на рулетке жизни. Они выпадают совсем некстати, смущая умы и разрушая устои. Это событие было и впрямь очень странным.

Руфь, как уже было сказано, в рабочие часы сидела за толстым стеклом, невидимая и невидящая. Клиенты для нее были бестелесными голосами — льстивыми голосами, трогательными голосами, сердитыми, оскорбительными, ноющими, стонущими и взывающими ко всем святым. Короче, они были голосами, так или иначе пытающимися вызвать у месье Гандино больше благородства и щедрости в ответ на их залог. Пользуясь временным затишьем, Руфь сидела за перегородкой, рисуя на промокашке, когда дверь открылась, и вежливое «Бонжур, месье» оповестило о прибытии очередного бедолаги.

Затем, как электрический разряд, до нее дошел знакомый голос, приятный голос мистера Винса.

Обычно диалоги были продолжительными и мрачными, но ни один из них не казался таким продолжительным и мрачным, как этот.

Снова и снова он возвращался к жалкому центру, серебряному портсигару. Молодой человек умолял; месье Гандино, в официальном расположении духа и при исполнении служебных обязанностей, был непоколебим.

Руфь не могла этого больше вывести. Она зажала горящие уши, и голоса перестали ее беспокоить.

И с тишиной, как вспышка, блеснула мысль, которая объясняла все. Она поняла, почему она зажала уши.

Бедность — это кислота, которая по-разному действует на разные материалы. Она уменьшила до минимума самоуважение мистера Юджина Уордена. Самоуважение Руфи, напротив, выросло до невообразимых размеров. Гордость, словно сорняк, разрослась в ее душе, затемняя и заглушая чистые, прекрасные чувства. Возможно, именно наивные уловки отца, заманивавшего богатых женихов, и вызвали наконец ее мрачное отвращение к роли нищенки про короле Кофетуа. Что ж, понять ее можно. Легенду об этом короле не рассказывают с женской точки зрения, а ведь, наверное, были минуты, когда невеста, если у нее есть характер, воспротивилась монаршьему снисхождению, слишком уж легко он принял, что она только обрадуется.

Это, поняла она, и настраивало ее против Джорджа Винса. Она думала, что он богат. Он создавал такое впечатление. Естественно, она старалась от него защититься. Только теперь она разглядела его. Барьер был сломан. Королевские одежды оказались мишурой, и она увидела человека, которого любила.

Она очнулась от прикосновения. Месье Гандино стоял рядом с ней. Условия, по всей видимости, были оговорены, переговоры закончены, и в его руке был серебряный портсигар.