Пэлем Вудхауз - Том 13. Салли и другие

Я только было набрал в грудь воздуху, чтобы все это ей выложить, но она в это время совладала с волнением и смогла заговорить.

— Ну? — произнесла тетя Далия с видом одной из малых пророчиц, собравшейся предать проклятию грехи своего народа. — Разреши занять на минуту твое драгоценное время, чтобы спросить, чем, черт подери, ты занимаешься, бессовестный молодой Берти? Сейчас двадцать минут после полуночи, а с твоей стороны — никаких действий. По-твоему, я должна сидеть всю ночь и дожидаться, пока ты соизволишь исполнить простое, элементарное поручение, с которым больной шестилетний ребенок за четверть часа справился бы и умыл ручки? Может быть, для вас, беспутных лондонцев, сейчас самое время для разгула, но мы, деревенские, любим ночью спать. В чем дело? Отчего такая задержка? Что, черт возьми, ты делал все это время, отвратительное ты молодое чудовище?

Я рассмеялся горьким, глухим смехом. А она оценила его совсем неправильно и попросила меня не изображать звуки скотного двора, будет еще время. Спокойствие, сказал я себе… полное спокойствие.

— Прежде чем ответить на ваши вопросы, почтенная родственница, — сказал я, сдерживаясь изо всех сил, — позвольте один вопрос задать вам. Не соблаговолите ли объяснить мне в нескольких доступных словах, почему вы заявили, что ваше окно — последнее слева?

— Оно и есть последнее слева.

— Ну уж извините.

— Если смотреть со стороны дома.

— Ах, со стороны дома'? — Меня вдруг осенила догадка. — А я думал, если смотреть на дом.

— Если смотреть на дом, то оно будет, конечно… — Не договорив, она испуганно вскрикнула и вытаращилась на меня тоже с безумной догадкой во взоре. — Ты хочешь сказать, что забрался не в ту комнату?

— Более, чем просто не в ту.

— В чью же?

— Флоренс Крэй.

Тетя Далия присвистнула. Было ясно, что она поняла всю трагичность положения.

— Флоренс уже лежала в постели?

— В розовом ночном чепце.

— И проснувшись, увидела тебя?

— Почти сразу же. Я там опрокинул пару столиков. Моя тетя присвистнула еще раз.

— Тебе придется жениться.

— Вот именно.

— Хотя, я думаю, она не согласится.

— А я имею надежную информацию в противоположном смысле.

— Ты что же, все уладил?

— Она все уладила. Мы помолвлены.

— Несмотря на усы?

— Усы ей нравятся.

— Вот как? Странный вкус. А как же Чеддер? Мне казалось, что она обручена с ним?

— Уже нет. Та помолвка расторгнута.

— Они расстались?

— Бесповоротно.

— И теперь она взялась за тебя?

— Да.

Теткино лицо выразило озабоченность. Хотя она по временам довольно грубо со мной обращается и обзывает меня разными смачными именами, но вообще-то она меня любит и принимает мое благополучие близко к сердцу.

— Флоренс, мне кажется, для тебя слишком ученая. Насколько я ее знаю, ты и охнуть не успеешь, как она засадит тебя читать У.Х. Одена.

— Она на что-то в этом духе уже намекала, правда, помнится, имя было, кажется, Т.С. Элиот.

— Хочет тебя перевоспитать?

— Похоже, что так.

— Тебе это не понравится.

— Да уж.

Она сочувственно кивнула.

— Мужчины этого не любят. Я объясняю свой счастливый брак с Томом тем, что ни разу даже пальцем на него не надавила. Агата все время старается перевоспитать Уорплесдона, и муки, которые он испытывает, должно быть, ужасны. Недавно она заставила его бросить курить, в результате он повел себя как рыжий гризли, угодивший лапой в капкан. Тебе Флоренс уже велела бросить курить?

— Нет еще.

— Скоро велит. А дальше придет очередь коктейлей. — Тетя Далия покосилась на меня с глубоким состраданием. Видно было, что ее терзает раскаяние. — Кажется, из-за меня ты попал в переделку, мой карапуз.

— Да ладно, не думайте об этом, престарелая родственница, — сказал я ей. — Мало ли что в жизни случается. Меня гораздо больше беспокоит, что будет с вами. Мы должны непременно спасти вас из моря бед, [42] Море бед — слова из монолога Гамлета «Быть или не быть». Акт 3, сц. 1. как выражается Дживс. Все прочее не так уж важно. А о себе в сравнении с этим я забочусь лишь в той пропорции, в какой соотносится вермут с джином в крепком сухом мартини.

Было видно, что она растрогана. Глаза ее, если я не обознался, наполнились непролитыми слезами.

— Как это самоотверженно с твоей стороны, милый Берти.

— Пустяки, уверяю вас.

— Кто бы подумал, глядя на тебя, что в тебе столько благородства. И такое твое отношение делает тебе честь, вот все, что я могу сказать. А теперь за дело. Ступай и перенеси лестницу к правому окну.

— То есть к левому окну.

— Назовем его правильным окном.

Я собрался с духом, чтобы сообщить ей худую весть.

— Но вы упускаете из виду, — говорю, — наверное, потому, что я забыл вам сказать, что имеется одно препятствие, которое грозит свести на нет наши усилия и начинания. Дело в том, что лестницы там нет.

— Где нет?

— Под правым окном, или, лучше сказать, под неправильным окном. Когда я выглянул, ее там не было.

— Вздор. Лестницы не тают в воздухе.

— В Бринкли-Корте, что в Бринкли-Кум-Снодсфида-ин-де-Марш, еще как тают, уверяю вас. Про другие места не скажу, не знаю, но в Бринкли-Корте они исчезают, стоит отвести от них взгляд на одно мгновение.

— То есть, ты хочешь мне сказать, что лестница пропала?

— Именно это я стараюсь довести до вашего сведения. Она сложила шатры, как арабы, и беззвучно ушла с прежних мест. [43] …ушла с прежних мест. — Строки из стихотворения Г. Лонгфелло «Окончен день» (1845).

Тетя Далия залилась фиолетовым румянцем и, я думаю, собралась сгоряча издать какой-то клич из своих охотничьих запасов, поскольку, если ее раззадорить, она за словом в карман не лезет, но в этот момент дверь открылась, и вошел дядя Том. Я был слишком взволнован и не мог точно определить степень его возбуждения, но было видно простым глазом, что он охвачен негодованием.

— Далия! — воскликнул он. — Мне показалось, что я слышу ваш голос, и я не ошибся. Почему вы не спите в такой поздний час?

— У Берти разболелась голова, — с ходу сочинила моя почтенная родственница. — Я дала ему выпить аспирина. Как голова, уже лучше, Берти?

— Заметно некоторое улучшение, — успокоил я ее, я ведь и сам здорово быстро соображаю, — А вы что так поздно на ногах, дядя Том?

— Да-да, — подхватила тетя Далия, — вы-то что расхаживаете по дому за полночь, мой благоверный? По-моему, вы бы должны были уже видеть десятый сон.

Дядя Том сокрушенно покачал головой.

— Какой там сон, моя дорогая! Сегодня ночью мне спать не придется. Я слишком встревожен. Весь дом кишмя кишит грабителями.

— Грабителями? Откуда вы взяли? Я, например, не видела грабителей. А ты, Берти?

— Ни одного. Помню, меня это даже удивило.