Пэлем Вудхауз - Том 13. Салли и другие

Филлмор осторожно двигался к выходу, и в дверях столкнулся с Салли. Он шел, оглядываясь через плечо, и заметил ее, лишь когда она сказала:

— Привет, Филлмор!

Салли говорила негромко, однако даже взрыв динамита не подействовал бы на ее брата подобным образом. Скрутившись в прыжке, он взмыл над полом на целых три дюйма. Его охватило странное ощущение, будто его нервы намотали на багор. Он хватал воздух и облизывал губы кончиком языка, не отрывая от нее долгого взгляда.

Великие люди в минуты слабости заслуживают скорее жалости, чем насмешки. Если и может быть оправдание у человека, скачущего, как молодой барашек, у Филлмора оно было. Всего лишь неделю назад он оставил Салли в Англии, в Шропшире, в замке. Она ни словом не обмолвилась о том, что собирается уезжать из страны, из графства или из дома. Тем не менее вот она, на тренировке Клопа Батлера в Уайт Плейнсе, штат Нью-Йорк, кричит в ухо, даже по плечу не похлопает, чтобы предупредить. Ничего удивительного, что Филлмор вздрогнул. И ничего удивительного, что как только он пришел в себя, в душу его закралось леденящее подозрение.

Филлмор прекрасно сознавал, что означало это приглашение в Монкс Крофтон. В наши дни поклонник уже не испрашивает формального разрешения ухаживать за девушкой у ее ближайших родственников, однако, когда он приглашает девушку и ее ближайшего родственника в свой загородный дом и собирает там всю семью, чтобы познакомить с ней, можно сказать, что мы вышли из сферы умозрений. Взвесив все, Филлмор заключил, что Брюс Кармайл влюблен в Салли, и мысленно уже соединил их руки, дав свое братское благословение. И вот теперь произошло какое-то несчастье. Это совершенно ясно. Если приглашение могло означать лишь одно, то и присутствие Салли в Уайт Плейнсе значило лишь одно.

— Салли! — проквакал он шепотом. — Что… Что…

— Я тебя напугала? Прошу прощения.

— Что ты здесь делаешь? Почему ты не Монкс Крофтоне?

Салли поверх его плеча оглядела ринг и толпу.

— Я решила, что хочу назад в Америку. В сложившихся обстоятельствах было лучше уехать из Монкс Крофтона.

— Ты хочешь сказать…

— Да. Давай не будем об этом.

— Ты хочешь сказать, — не отступался Филлмор, — что мистер Кармайл сделал тебе предложение, а ты его отвергла?

Салли покраснела.

— Мне не очень приятно об этом говорить. В общем — да.

Отчаяние охватило Филлмора. На него повеяло холодом при виде той упрямой тупоголовости, которая так печалит нас в наших ближних. Все шло превосходно. Все устраивалось идеально. Он и предположить не мог, что Салли взбредет в голову все испортить, и она откажется сыграть отведенную ей роль. Ведь партия, которая выпала ей, великолепна не только из-за внушительного состояния претендента, хотя напрасно было бы отрицать, что, размышляя о перспективе получить доступ к банковскому счету мистера Кармайла в качестве шурина, он рисовал будущее радужными красками. Тем не менее этот человек и впрямь ему нравился. Он ценил его спокойствие и аристократическую сдержанность. Хорошо воспитанный, здравомыслящий, словом, как раз такой муж нужен девушке вроде Салли. И вот она все испортила. С капризным упрямством, свойственным ее в остальном прекрасному полу, она расстроила все планы.

— Почему?

— Филл! — Салли ожидала, что Филлмор, поставленный' перед фактом, выкажет подобные симптомы. Однако теперь, когда они проявились, они действовали ей на нервы. — Я думала, причина очевидна.

— Ты хочешь сказать, он тебе не нравится?

— Не знаю, нравится или нет. Скажем так, недостаточно, чтобы выйти за него.

— Он замечательный парень.

— В самом деле? Это ты так думаешь. А я не уверена. Настоятельная потребность в пище телесной, чувствовал Филлмор, постепенно брала верх над душевной мукой.

— Давай-ка пойдем в отель и поговорим об этом. Там я тебя чем-нибудь покормлю.

— Я ничего не хочу, спасибо.

— Ты не хочешь есть? — Филлмор ушам своим не верил. Он смутно догадывался, что такие эксцентричные натуры существуют, однако трудно было поверить, что он встретил одну из них. — Я умираю с голоду.

— Ну, тогда беги.

— Но я хотел поговорить…

Однако не он один хотел поговорить. К ним спешил маленький человек спортивного вида. Он носил то, что в рекламе его портного, вероятно, звалось роскошным твидовым костюмом в елочку, а на голове у него вопреки предубеждениям красовался котелок. Мистер Лестер Барроуз покончил с делами, которые отвлекли его от разговора с Филлмором несколько минут назад, и теперь ему не терпелось продолжить рассказ о выдающихся качествах своего юного питомца.

— Мистер Николас, вы же не уходите? Клоп как раз готовится к спаррингу.

Он вопросительно оглядел Салли.

— Моя сестра. Мистер Барроуз, — произнес Филлмор слабым голосом. — Мистер Барроуз — менеджер Клопа Батлера.

— Приятно познакомится, — сказала Салли.

— Оч-ч рад, — ответил мистер Барроуз. — Слушайте…

— Я как раз собираюсь в гостиницу чего-нибудь перекусить, — сообщил Филлмор.

Мистер Барроуз, сверкая взором, вцепился в пуговицу на его пальто.

— Да, но послушайте, преж-чем-уйдете-дайте-скажу. Вы никогда не видели этого моего парня, а он в прекрасной форме. Вы уж поверьте, он в форме! Он чародей! Факир! Слушайте, он тут тренировал удар слева, так…

Салли поймала изнуренный взгляд Филлмора, и ей стало жаль его. Она как раз собиралась потребовать от него объяснений, как он осмелился выгнать Рыжика, и объяснений убедительных, но тут вспомнила, что он ей брат и страдает.

— Он самый ловкий в легком весе, — пылко тараторил мистер Барроуз, — со времен Джо Ганза. Говорю вам, я знаю! Он…

— А может он сто тридцать пять раз обежать ринг и не запыхаться? — спросила Салли.

Этот простой вопрос произвел на мистера Барроуза громадный эффект. Он отцепился от Филлморовой пуговицы, как усталый моллюск, маленький рот его слегка приоткрылся. Это было, как если бы ребенок внезапно предложил маститому ученому какую-то трудную задачу из высшей математики. Женщины, интересующиеся боксом, попадались мистеру Барроузу и раньше, в молодости, когда он был знаменитым боксером. Первая из трех его жен имела привычку сидеть у ринга во время его матчей, на сугубо профессиональном жаргоне призывая его расшибить башку противнику, однако ни по виду, ни по манерам невозможно было предположить, что Салли принадлежит к числу избранных. Он вытаращился на нее, и отпущенный Филлмор бочком пошел прочь, как птичка, удирающая от змеиного взгляда. Он не был уверен, что поступил правильно, позволив своей сестре бродить среди этого табора, однако инстинкт самосохранения перевесил. Завтракал он рано, и если не поест прямо сейчас, ему конец.