Пэлем Вудхауз - Том 14. М-р Моллой и другие

— Макаке?

— Я на днях его видел.

— И рассказал ему обо мне?

— Он уже слышал. О таких вещах быстро узнают.

— И что он сказал?

— Весь обсмеялся.

— Обсмеялся?

— Да, как сумасшедший. Долли закусила губку.

— Значит, говоришь, обсмеялся? — переспросила она, обнаруживая все признаки укоренившейся неприязни к старому компаньону. Обстоятельства время от времени вынуждали их к сотрудничеству с этим сомнительным типом, но ее отношения с ним всегда оставались натянутыми, — а вот последняя встреча, когда она стукнула его по темечку прикладом пистолета, оставила после себя самые приятные воспоминания. С превеликим восторгом она проделала бы то же самое.

— Нет, какая вошь! — проговорила она, и ясные глаза ее заволокло пеленой, потому что в этот момент ей живо представилось, как может звучать недружелюбный смех. — Все химичит со своим частным сыском?

Такой вопрос вызвал недоумение мистера Моллоя.

— Да уж, конечно, химичит, ласточка. А с чего бы ему перестать? Тебя не было-то всего только месяц.

— Ну и что? Если Мак Твист месяц не был в курсах, это уже долго. Что у него слышно?

— Он не говорил, но думаю, клиенты его особенно не волнуют. «Частное Сыскное Агентство Дж. Шерингем Эдер» — это же только вывеска.

Долли кисло рассмеялась.

— Дж. Шерингем Эдер! Надо же выдумать такое имя!

— Нужно ведь как-то называться.

— Да, а почему не «Обиралово Инкорпорейтед» или «Разводилово Лимитед», или как там еще? Нет, Мыльный, я, когда сколопендру эту вспомню, так и начинаю шипеть, аж в пятках зудит.

— Да нет, Макака — ничего.

— В каком смысле?

Мистер Моллой настроился быть чутким и терпеливым, однако этот вопрос поставил его в тупик. Он решил переменить тему.

— Классное местечко.

— М-даа…

— Только наводит на грустные мысли.

— А что такое?

— Ну, смотришь на всех этих лохов, которых Природа произвела на свет специально для того, чтобы я им продавал нефтяные акции, а продать-то и нельзя, потому что никого из них я не знаю. Пока я сидел и ждал тебя, а они тут ходили туда-сюда через крутящиеся двери, мне казалось, что я — охотник, мимо меня пробегают жирафы, антилопы и бегемоты, а я ничего не могу сделать, потому что не захватил ружья.

— Я тебя понимаю. Прямо жуть!

— Да ладно! Пойдем обедать.

— Меня уговаривать не надо, только давай не здесь, а где-нибудь в другом месте.

— А чем тебе «Баррибо» плох? Лучшая дыра в Лондоне.

— Да знаю я, но компания не та. Проссер, например.

— Что-то я не пойму с этим Проссером. Что ему от тебя надо?

— Да так, сразу не расскажешь.

Мыльный решил, что правильнее всего не задавать новых вопросов. Его вдруг осенила догадка. За его супругой, как было ему известно, помимо пристрастия ко всяким безделушкам, коими полны универмаги, числилась привычка время от времени падать в обморок на оживленных городских улицах, целясь при этом в объятия состоятельных с виду прохожих, и выворачивать их карманы, когда они предлагали свою помощь. Без сомнения, Пуфику Проссеру пришлось подыграть его супруге согласно отведенному амплуа. Разве этого недостаточно, чтобы объяснить антипатию чувствительной женской натуры?

— Пойдем тогда в «Плющ». Народу там тьма, а мне тебе, солнышко, много надо рассказать.

До тех пор, пока они не уселись за угловой столик, Мыльный говорил исключительно о том, как одиноко ему жилось, пока рядом не было жены, и что теперь, когда они вместе, он просто на седьмом небе. Стеклянная перегородка, отделявшая их от водителя, была поднята, но никогда нельзя поручиться, что такой густой, раскатистый голос не сумел бы проникнуть через стекло, тогда как темы, которые он намеревался поднять, никак не предназначались для ушей таксиста.

— Ну так вот, — промолвил он, когда креветки исчезли с тарелок так же быстро, как нейлоновые чулки — с прилавка универсального магазина, — послушай-ка, чем я тут занимался, когда тебя не было.

— Не терял зря времени?

— Отдувался, как папа Карло.

— Креветочка моя! — проговорила Долли, уминая последнюю и с жадностью разглядывая пустую тарелку. — Затравка что надо, но им не хватает… как это говорят? — основательности.

— Да это же просто разминка!

— Вот-вот!.. Ведущий, объявите номер!

— Камбала, а потом закажем что-нибудь вроде курицы.

— Вот это приятно слышать. Ты меня просто балуешь, лапуся.

— У нас же сегодня торжественный повод, так что можно себе позволить. Как ты отнесешься к тому, чтобы месяцок-другой побыть во Франции?

— Не больше и не меньше?

— Да, не больше и не меньше. Я здорово приподнялся.

— Ну-ну, расскажи.

Авантажная фигура Мыльного Моллоя просто разрасталась в разные стороны. Он знал, что ему не занимать внушительности.

— Итак, начнем с того, что я сбыл на тысячу фунтов «Серебряную реку» Виджену, ну, этому, из «Мирной гавани».

— Да брось ты!

— Говорю тебе.

— В жизни бы не подумала, что у него есть тыща фунтов.

— Теперь — нету.

— Ну, тогда — класс. Понимаю, почему ты собой доволен. Тыща — навар неплохой.

— Э, да подожди! Ты же ничего еще не знаешь. Потом я снял тысячу и с его дяди по имени лорд Блистер.

— Шутишь!

— Ну а потом, — пророкотал заключительным аккордом Мыльный, — еще пару тысяч с твоего друга Проссера.

Долли подавилась камбалой, что при подобных обстоятельствах должно случиться с каждой любящей женщиной. Ее восхищенный взгляд обогрел ему сердце.

— Мыльный, ты — чудо!

— Да, я — ничего.

— Так мы богаты!

— Достаточно богаты, чтобы зарулить на юг Франции. Или ты предпочитаешь Ле Тукэ? Теперь самое подходящее время, а я три года там не был. В тот раз у меня все сложилось как надо. Это было перед тем, как мы поженились. Познакомился в казино с одной женщиной и продал ей целый пакет «Серебряной реки».

— Я так и думала. Ты ведь у меня молодец! Ну просто великий человек!

— Это все для того, чтобы меня замечала ты, мамочка, — отвечал мистер Моллой. — Больше мне ничего не надо.

Трапеза набирала обороты, один восхитительнее другого. Подали кофе. Мыльный закурил толстую сигару и, посидев и подымив некоторое время, вдруг поразился тому, что его жена, бойкий участник любой беседы, пребывала в молчаливой задумчивости. Он устремил на нее чуть встревоженный взор.

— Что случилось, солнышко?

— Случилось?

— Ты что-то затихла.

— Так, думала.

— О чем?

Некоторое время казалось, будто она что-то решает, будто обсуждает сама с собой, не лучше ли ей сохранять молчание.

— Мыльный, я хочу тебе кое-что сообщить.

— Слушаю.

— Я не собиралась рассказывать до твоего дня рождения…

— А в чем дело?

— Приятные новости. Будешь плясать и кувыркаться. Мыльный не спускал с нее глаз. Нельзя сказать, что он был испуган, но неловкость испытывал заметную. Не относясь к страстным книгочеям, он порой с удовольствием погружался в какой-нибудь недорогой роман, и во всех без исключения бульварных романах, какие попадались ему под руку, подобные речи из уст жены могли означать лишь одно-единственное. Тонким, вздрагивающим голоском, ничуть не напоминавшим обычную сладкозвучную манеру, он вымолвил: