Пэлем Вудхауз - Том 14. М-р Моллой и другие

— У нее есть только секретарша и дробовик.

— Дробовик?

— Вот именно. Такое спортивное ружьишко.

Долли редко дотрагивалась до своей прически, если та была ей по вкусу, но тут мигом запустила в нее обе пятерни. Она вдруг почувствовала, что не совсем понимает супруга. Мотив дробовика увел ее в сторону.

— Начни-ка с самого начала, — попросила она, пренебрегая опасностью по второму разу выслушать описание звонка и двери.

Мыльный осведомился, не положен ли ему дивиденд, получил утвердительный ответ и с благодарностью использовал свое право. Затем, заметно оживившись, он принялся за свой рассказ.

— Ну так вот, как я сказал, она открывает мне дверь, и мы друг на друга смотрим. Мисс Лейла Йорк? — спрашиваю. Да, братишка, — отвечает она. Ничего, говорю, что я так сюда зарулил, вы меня простите? Я, мисс Йорк, один из ваших самых пылких поклонников. Можно вас на пару слов? И начинаю ей вешать. Причем вешал я четко. По-моему, все шло хорошо.

— Не сомневаюсь.

— Я сразу стал канать под такого заматеревшего миллионера, который нажил себе денег на нефти, и обрисовал ей те условия, в которых живет человек, если хочет раскрутиться на нефти: пустынная местность, халупы стоят деревянные, приходится общаться с грубыми, необразованными людьми, ну, никакой зацепки для парня, который стремится к культурной среде… В общем, дал ей полный расклад.

— Я как будто тебя слышу!

— Четыре года, говорю ей, не знал я другой жизни и совсем изголодался по интеллектуальной почве. Душа моя увядала, как жухлая листва в осеннюю пору, и тут передо мной возник экземплярчик ее романа.

— Она спросила тебя, какого именно?

— Да уж конечно, спросила, а я как раз отыскал ее до этого в «Кто есть кто», и смог ей ответить. Мне, говорю, показалось, что передо мной открылся совсем новый мир, и как только я раздобыл денег из скудного источника моих доходов, я скупил всю партию, а потом читал их, не покладая рук, и каждый раз узнавал что-то свежее. И, говорю, я теперь перед вами в неоплатном долгу.

— Это ее, по идее, должно бы порадовать.

— По идее, да, но вот тут-то я и заметил, что она на меня глазеет как-то непонятно, точь-в-точь Супик. Сощурила глазки, что-то ей в моем лице не понравилось.

— Если ей твое лицо не понравилось, тогда она ку-ку. Ты у меня красавец.

— Да, вроде бы никто не жаловался, но вот так она на меня посмотрела. Вы, говорит, передо мной в неоплатном долгу? — и я отвечаю, да, в нем самом. Я, говорит, сама так думаю.

— Наглая какая!.. — неодобрительно заметила Долли.

— Ну вот, мне тоже так показалось. Дают эти писатели, подумал я. Но все равно я еще против нее ничего не имел, потому что я знаю, что это такой народ. И вот тогда я и завел разговор о покупке. Говорю, деньги для меня не препятствие, я намерен купить этот дом, и сколько он стоит, неважно, я намерен сделать из него такую святыню. Не исключено, говорю, что я его заберу с собой, переправлю пароходом в Америку и установлю у себя в Вирджинии, как Уилльям Рэндольф Хэрст. [18] Уильям Рэндолф Хэрст — газетчик, мультимиллиардер, гораздый до подобных проектов.

— Но она же не владелица этого «Мирка». Она его только арендует. Мы тоже его арендовали.

— Да, понятное дело, но я как раз готовил ее к счастливому мгновению. Она мне сообщает, что дом принадлежит Кеггсу, который сейчас то ли в Сингапуре, то ли еще где-то, совершает кругосветное путешествие, и я тогда говорю, ну что ж, дескать, очень-очень жаль, потому что я всем сердцем настроился купить этот дом, и мои друзья по ту сторону, которые все до одного ее жуткие поклонники, будут жутко разочарованы, и я сам тоже. Но вы не будете против, спрашиваю, если я просто поброжу по дому, осмотрю святыню, в которой вы живете и работаете? Я уже было двинулся в спальную, как она мне говорит: обождите-ка минутку.

— Захотела попудрить носик?

— Нет, захотела взять дробовичок. Вернулась вместе с ним и приставляет мне к дужке. Эй, ты, слушай! — это она мне говорит. — Слушай меня внимательно. Выметайся, и чтобы через три секунды духу твоего здесь не было!

— Ой, Господи! С какой стати?

— Именно этот вопрос я ей задал. Значит, наживаешь деньги на нефти, говорит она, так я поняла? А я ведь это знаю, миллионер ты мой заматеревший, сама в свое время вложила тысячу фунтов. В Ле Тукэ, три года назад. Припоминаешь? Мамочка моя, это та самая тетка из казино, про которую я тебе рассказывал, ну, которой я продал «Серебряную реку»! Ясное дело, я ее не вычислил. Когда мы заключали сделку, она была в темных очках, и потом, — сколько народу через меня прошло! Я, говорит она, считаю до трех, и если в тот момент, когда я скажу «три», ты еще не будешь подлетать к Америке, я тебе всыплю под трусы весь заряд. Ну что тут долго думать, намеки я понимаю. Чесать репу не стал, ушел от нее. И вот я здесь, солнышко. В девяносто девяти случаев из ста с такой байкой я бы пустым домой не вернулся. Жаль, конечно, но винить-то некого.

Долли проявила чудеса женской преданности.

— Я тебя, ластонька моя, и не виню. Ты-то сделал все, что мог сделать на твоем месте мужчина… ну разве что… Я вот думаю, не мог ты случаем нацепить ей стул на башку?

— Ноль шансов. Если бы я хоть раз дернулся или даже пальцем пошевелил, я бы здесь не сидел. Я бы лежал и краснел, а ты бы выковыривала из меня дробины щипчиками для бровей. Нет, тут все серьезно, — заключил Мыльный и поерзал в кресле, лишний раз представив себе, как все могло обернуться. Его ранимое воображение иногда преподносило вполне достоверные образы.

Долли насупилась, о чем-то неотступно размышляя. Более заурядная особа, наверное, была бы полностью подавлена финалом этой душераздирающей истории, но она никогда не позволяла временным неудачам вытеснить из ее памяти басню про Брюса и паука. [19] Роберт Брюс (1274–1329), с 1306 г. — король Роберт I, борец за независимость Шотландии. Потерпев в свое время поражение, увидал в пещере упорно трудящегося паука и решил возобновить борьбу. И с поэтом заодно смогла бы, пожалуй, признаться, что внемлет певцам, на сто ладов поющих нота к ноте, что тем, кто не отринул бремя плоти, заветных не стяжать плодов. [20] …отринул бремя плоти — см. «In Memoriam A.H.H.» Альфреда Теннисона (1809–1892).

— Нужно попробовать еще раз, — сказала она, и Мыльный вздрогнул так, словно бы перед ним материализовалась Лейла Йорк, а заодно и дробовик.

— Ты хочешь, чтобы я еще раз съездил в «Приусадебный мирок»?

— Нет, папуля, не ты.

— Но ты-то как ее сможешь заболтать?

— Ну, об этом мы еще сто раз подумаем. У меня кое-что наклюнется. Как представлю себе, что погремушки лежат на шифоньере, и в любой момент кто-нибудь может вытереть там пыль, так у меня все внутри дыбом встает. Вот что, лапуся, пойдем-ка пообедаем. Надо подкормиться после того, как ты прошел через такие… как это называется?