Пэлем Вудхауз - Том 14. М-р Моллой и другие

Хьюго встал, посмотрел и еще больше удивился.

— О, Господи! — воскликнул он, глядя на страдальцев. Отложив скакалки, они проделывали неприятные с виду упражнения, а именно — сгибались и разгибались, держа руки над головой и поводя, скажем так, талией. Зрелище это ошеломило бы любого племянника.

— Скажите, а еще долго? — несмело осведомился Хьюго. Д-р Твист взглянул на часы.

— Упражнения скоро кончатся, — ответил он. — Потом — холодный душ, растирание и перерыв до ланча.

— Холодный душ?

— Да.

— То есть дядя Лестер принимает холодный душ?

— Несомненно.

— О, Господи!

Хьюго с уважением посмотрел на медика. Тот, кто заставил дядю извиваться, да еще загнал под холодные струи, достоин многого.

— Наверное, — предположил он, — после этого они наедаются?

— Им дают отбивную без сала, вареные овощи и сухарики.

— Больше ничего?

— Ничего.

— А что они пьют?

— Воду.

— И капельку вина?

— Нет.

— То есть, нет?

— Вот именно.

— Ни-ка-ко-го вина?

— Естественно. Если б ваш дядя меньше пил, он бы здесь не был.

— А вот скажите, — попросил Хьюго, — название вы сами выдумали?

— Конечно. А что?

— Да так, не знаю. Подумал вдруг, спрошу-ка…

— У вас сигареты есть? — осведомился д-р Твист.

— Пожалуйста! — Хьюго вынул портсигар. — Здесь — турецкие, здесь — виргинские.

— Я не курю. Ни в коем случае не давайте их дяде. Ему противопоказан табак.

— Противопоказан?.. То есть, он вьется, гнется, ест отбивные без сала, пьет воду — и вдобавок не курит?

— Именно.

— Ну, знаете! — сказал Хьюго, — Нет. Это не жизнь для белого человека.

Потрясенный сообщениями, он нервно заметался по комнате. Дядю он не очень любил, тот держал его в черном теле и практически не выпускал из Раджа, тут уж не до любви. И все же он не считал, что тому положены такие муки.

Да, сложный человек, этот дядя. При его скаредности другой бы сидел на молоке и протертых опилках, как американский миллионер; но судьба со свойственной ей иронией одарила его прожорливостью.

— Ну, они кончили, — сказал доктор, выглянув в окно. — Можете поговорить с дядей. Надеюсь, его не ждут плохие новости?

— О, нет! Скорей уж меня, — признался общительный Хьюго. — Хочу попросить денег.

— Вот как? — спросил специалист по физической культуре, живо интересовавшийся деньгами.

— Да, — отвечал Хьюго. — Пятьсот фунтов.

Произнес он это со скорбью, ибо, стоя у окна, хорошо видел дядю, а тот выглядел так, что мог пришибить на корню любые надежды. Конечно, если он треснет, Хьюго получит наследство; в противном же случае уповать не на что.

— Вообще-то, — уточнил он, — какие просьбы? Деньги — мои. Отец оставил мне несколько тысяч, но почему-то назначил дядю опекуном. Ничего не могу взять без его согласия. Приятель предложил мне стать совладельцем ночного клуба. Внести надо полцены, как раз пятьсот фунтов.

— Вот как…

— Хотел бы я знать, — продолжал Хьюго, — даст ли их дядя Лестер? Да, хотел бы знать.

— По моим наблюдениям, вряд ли. Расставаться с деньгами он не любит.

— Да уж, — мрачно заметил Хьюго.

— Что ж, желаю удачи. Только не подкупайте его сигаретами!

— Простите?

— Не подкупайте сигаретами. Они тут душу отдадут за окурок.

Хьюго ожил. И верно, какая мысль!

— Кроме того, не держите его слишком долго. Встать под душ нужно вскоре после гимнастики.

— А вы не могли бы, — спросил Хьюго, — сказать ему, что я упросил вас избавить его от душа?

— Нет.

— Жаль. Это бы очень помогло.

— Ничего не могу поделать. Душ необходим. Гимнастика способствует обильному потовыделению.

— Ясно-ясно. Ну, что ж, положусь на такт и участливость. Трудно говорить о деле после такого… э… изнурительного утра.

Он поправил манжеты, одернул жилет и решительно вышел из комнаты. Ему предстояла беседа с человеком, который, в придачу к скаредности, считал, что молодым людям деньги только вредят. Хьюго был оптимистом, весело пел в ванне, но сейчас приуныл. С другой стороны, у всех Кармоди — бульдожья хватка. Что ж, попробуем…

Если судить теоретически, то, укрепив мускулы, открыв наглухо запертые поры, да еще расшевелив приутихшую печень, человек становится добрее. На самом деле это бывает не всегда. Когда мистер Кармоди обернулся на зов племянника, можно было сразу заметить, что десять дней диеты и гимнастики не умягчили его душу. Не обрадовало и открытие, что тот, кого он представлял за 20 миль отсюда, стоит рядом.

— Какой тебя черт принес? — начал он родственную беседу. Лиловое лицо скрылось за носовым платком и появилось снова, выражая злобу. — Ты на моей машине?

И то сказать, от усадьбы до «Курса» — двадцать миль, и от «Курса» до усадьбы — не меньше. Машина весьма прожорлива: десять миль — целый галлон. За этот галлон, подумать страшно, дерут дикие деньги, шиллинг и шестнадцать с половиной пенсов. Не считая масла, износа и т. п., на сорок миль уйдет по меньшей мере шесть шиллингов, а это многовато за свидание с племянником, которого ты, к тому же, невзлюбил с детства.

— Нет-нет, — быстро ответил Хьюго. — Я взял у Джона двухместную.

Они помолчали. Точнее — дядя сопел, а Хьюго действительно думал, как бы помягче, получше к нему подмазаться. Вот например:

«Ты прекрасно выглядишь!»

Нет, не пойдет.

«Да у тебя просто девичий румянец!»

Ой, нет! Совершенно не то. Сейчас, сейчас… Есть!

— А ты, я смотрю, в неплохой форме.

Мистер Кармоди издал тот звук, какой издает бизон, вытаскивая лапу из трясины. Быть может, он хотел выразить приветливость, быть может — не хотел. Этого Хьюго не узнал, но был разумен и не ждал млека милости [77] Млеко милости — У. Шекспир. «Макбет», акт 4, сцена 3. от восьмипудового созданья, только что занимавшегося лечебной гимнастикой. Тут нужны терпение и сочувствие. Словом, заботливый племянник, вот его стезя.

— Да, это не шутки! — продолжал он. — Гимнастика, котлеты без жира, холодный душ… Очень тяжело. Что там, невыносимо. Истинная пытка. Ты поразительно держишься. Вот она, сила воли. Любой бы это бросил через два дня.

— Тут бросишь! — воскликнул мистер Кармоди. — Этот чертов доктор взял все деньги вперед.

Хьюго растерялся. Он приготовил еще два-три комплимента воле, но теперь они были ни к чему.

— Ну, в общем, ты в форме, — сказал он. — Молодец! Прямо атлет! Ка-акая фигура! — он помолчал, зайдя в тупик, и решил говорить прямо. Что ж, испытаем судьбу…

— Дядя Лестер, — начал он, — я приехал по делу.

— Да? А я думал, поболтать. Какие еще дела?

— Ты знаешь моего друга Фиша?

— Нет, не знаю.

— Ну, такой друг. Фиш.

— А что с ним?

— Хочет открыть ночной клуб.

— При чем тут я?

— Знаешь, на Бонд-стрит, в самом центре. Думает назвать «Злачное место». А, как тебе?