Пэлем Вудхауз - Том 14. М-р Моллой и другие

— Ах, зря я в это ввязался! — посетовал он.

— Я добром прошу, — сказала Долли, — не канючь! Что мне, погладить тебя по головке? Ввязался, потому что хотел. Получишь шестьдесят пять процентов, совсем обчистил нас с Мыльным. Так чего рыпаешься? Вроде ты в порядке пока что.

Твист собирался спросить, почему она это добавила, но у него были более насущные вопросы.

— Что теперь будете делать?

— Вернемся в Радж.

— И заберете… это?

— Да. А потом смоемся.

Программа ему понравилась. На радостях он схватил бокал и выпил до дна.

— Я думаю, — предположил он, — старичка Мыльный усыпил?

— Уж не иначе.

— А если случая не было? — снова занервничал Шимп.

— Случай всегда представится. Тебе ли не знать! Шимпу это польстило. Он засмеялся и кивнул.

И тут же то ли потолок, то ли железная балка, то ли что-то еще ударило его по черепу. Он стоял у стола, но вдруг упал на колени и медленно сполз на пол. Долли сразу поняла его слова насчет страховки. Об Александре Твисте, в самом лучшем случае, можно было сказать, что лежат он тихо. Все-таки охнув, Долли взяла подушку и подложила ему под голову.

Лишь после этого она подошла к телефону и нежным голосом попросила соединить ее с Радж-холлом.

— Мыльный?

Он отозвался сразу. Видимо, сидел, прильнув к аппарату.

— Слушай, лапочка!

— Да, золотко?

— Все в порядке.

— С этим типом?

— Угу. И с Шимпом.

— То есть как?

— А так. На что он нам? Шестьдесят пять процентов, это надо же! Капнула то-се, лежит себе, аки агнец. Подожди минутку! Так. Ну, все.

— В чем дело, куколка? Ты что-то услышала?

— Нет. Я увидела букет лилий и сунула одну ему в руку. Как-то естественней. Теперь слушай. Я еду в Лондон, в «Бельведер». Бери сумку и езжай туда же. Ясно?

— Но, лапочка…

— Что такое?

— Как я ее увезу?

— Ну, знаешь! Когда я уезжала, большая машина стояла в этом дворе. Наверное, и сейчас стоит. Забери сумку и скажи шоферу, что старикан его зовет. Потом садись за руль и бери курс на Бирмингем. Там машину оставь и пересядь в поезд. Вроде бы просто?

Мыльный долго молчал. Видимо восхищение лишило его дара речи.

— Лапочка, — выговорил он, — что б я без тебя делал? Скажу тебе…

— Ладно, позже, — прервала его Долли, — мне некогда.

Мыльный положил трубку и вышел из кабины, готовый к подвигу. Как все хорошие мужья, он считал свою жену и образцом и, скажем так, музой. Отирая красивый лоб — в кабине было жарко, — он немного постоял, обдумывая план кампании.

Собираясь бежать, как ошпаренный кот, благоразумный человек сперва заготовит линию отступления. И мистер Моллой пошел проверить, на месте ли машина.

Она была на месте. Садись — и езжай.

Ну, хорошо. Но самое сложное не это. Капли притаились в кармане, однако проку от них нет, пока они не переместились в мистера Кармоди. А как это сделать?

Подсунуть эти капли — дело тонкое, да и сложное. Очень многое зависит от партнера. Прежде всего, он должен что-то пить. В лечебнице препятствий не было. Все шло как по маслу. А вот здесь, в Радж-холле, будет потруднее.

Нельзя же, в конце концов, насильно поить хозяина в половине двенадцатого! Может, он не пьет до ланча, а тогда дворецкий рядом крутится. И вообще, этот ланч еще часа через два, если не больше, а тут вся суть — в скорости.

Мистер Моллой, беззвучно стеная, вышел в сад, чтобы обдумать проблему, и как раз осознал, что это ему не под силу, когда увидел исключительно приятное зрелище. Мир засиял снова, птицы запели.

Увидел он ров, на нем — ялик, а в ялике — мистера Кармоди с удочкой в руке.

С эстетической точки зрения розоватая рубаха и мятая шляпа, которую давно пора отдать достойным беднякам, не так уж привлекательны, но Мыльному они представлялись несказанно прекрасными. Он рыбу не удил, но знал рыболовов. Они — маньяки. Ни землетрясения, ни мор, ни крах династии не оторвут их от любимого дела. Лестер Кармоди с удочкой практически равен Лестеру Кармоди, наполненному до краев самыми лучшими каплями. Можно сказать, что он — в ином мире.

— Клюет? — радостно спросил Мыльный.

— Ы… ы… ы… — донеслось с ялика.

— Так держать! — воскликнул благожелательный гость.

И, бодро помахав рукой, поспешил к дому. Все стало просто, и ребенок бы справился, если у этого ребенка есть чем вскрыть шкаф.

— Я птицам скажу, — пел Мыльный, входя в холл, — и пчелам скажу, и цвета-ам…

— Да, сэр? — почтительно спросил Стергис, возникая невесть откуда.

— Деревьям скажу, что я их лю-ю-блю… — продолжил было гость, но вдруг осекся. Всегда смутишься, если застанут за пением, но кроме того, как сказал бы Стергис, он замер. Судите сами, вот — никого не было, и вот, на тебе, дворецкий! Хранитель Радж-холла навряд ли пользовался люками, но иначе его появления не объяснишь.

Однако рядом с буфетом Мыльный заметил дверь, прикрытую зеленой бязью. Видимо, из-за нее Стергис и выскочил.

— Ничего-ничего, — сказал мистер Моллой.

— Я думал, вы звали, сэр.

— Нет, не звал.

— Прекрасная погода, сэр.

— Великолепная.

Мыльный тупо смотрел на дряхлого слугу. Мир снова окутала тьма, и он опять подумал, какая пропасть отделяет замысел от исполнения.

Казалось бы, взломай шкаф, пока хозяин удит этих щук или там угрей, бери сумку — и привет! Смело, красиво, в полном смысле слова — величественно. А дойдешь до мелочей — и заметишь, сколько тут препон.

Начнем с шума. Как тут управишься тихо? На первый же звук из-за зеленой двери явится этот братец Мафусаила.

— А, черт! — сказал Моллой.

— Простите, сэр?

— Нет, ничего. Я думаю.

Действительно, он думал, и кое до чего додумался. Мы знаем, что в тяжкие минуты наш разум сбрасывает куртку, засучивает рукава и обретает невиданную силу. Быть может, если бы проблема встала за столом, в беседе, мистер Моллой бы спасовал. Но сейчас он с рекордной скоростью нашел решение. Если без шума не обойдешься, надо поднять шум.

Хорошо, а какой? Треск дерева. Когда же дерево трещит? Когда столярничают. То есть как? А так, что-нибудь мастерят. Что? Ну, домик для кроликов. Предположим, у вас есть дочь, которая в порыве чувств решила их завести. Собственно, она могла их тут видеть. Он сам их видел где-то в парке.

Неплохо, неплохо. Теперь посмотрим, съест ли это Стергис. Мир делится на два разряда людей: когда вы говорите в одиннадцать утра, что собираетесь делать кроличью клетку, одни поверят, другие — нет. Ископаемый служитель принадлежал, скорее, к первому разряду. Судя по всему, он поверит чему угодно.

— Знаете что? — спросил Мыльный.

— Нет, сэр.

— Моя дочь хочет, чтоб я смастерил клетку для кроликов.

— Вот как, сэр?

Мыльному полегчало. Дворецкий не усомнился, скорее уж — обрадовался, словно получил из дому хорошие вести.