Роберт (2) Стоун - В зеркалах

— Рейнхарт,— сказал Фарли,— я всегда стараюсь мыслить, как святой Франциск. Каждый должен ежедневно мотыжить свой маленький садик. А вообще-то у меня такое чувство, что в этом городишке назревают события.

— А может, тряхнешь стариной да затеем что-нибудь на пару,— сказал Рейнхарт.— Ненадолго, конечно, на время.

Фарли устремил на него кроткий взгляд.

— Стариной тряхнуть, говоришь? Ничего не выйдет. Да и какого дьявола можно сварганить с каким-то кларнетистом?

— Я не в том смысле,— сказал Рейнхарт.— Скажем, разве я не мог бы стать спасенным? Ты бы меня обратил, как того фрица двуносого.

— Ты сам не понимаешь, что плетешь,— надменно оборвал его Фарли.— Он спасся по-настоящему. Я спас несчастного старика от пьянства, Рейнхарт. Он — единственное мое моральное вознаграждение за всю эту фальшивку. Есть вещи, над которыми нельзя смеяться.

— А рабочие руки тебе не требуются? Посуду там помыть или что?

— Детка,— сказал Фарли, хлопнув Рейнхарта по плечу.— Ты еще зелененький, хоть и до черта талантливый. Я б с радостью, просто с радостью взял тебя к нам. Но того, что даст нам общество, хватает на содержание лишь брата Тодда, трех заморенных негров да моего старикана. Братец Тодд получает жалованье, он был педерастом, но исправился, по крайней мере, так считается. Негры воруют, а старикан питается воздухом. Ему ни гроша не платят. Если б было куда тебя втиснуть, я бы втиснул. Да и ты ведь алкаш, верно?

— Верно,— сказал Рейнхарт,— но у меня талант. Я немножко занимался рекламой товаров на радио, Фарли. В таком городе, наверное, есть что-то такое.

— Сейчас? А как же: рекламируют по телефону и стучатся в двери,— пустой номер, ты бы больше заработал официантом.

— Ну, а что за события назревают?

— Интересный вопросик,— сказал Фарли-моряк.— Сказать по правде, я и сам не знаю. Но что-то назревает. То есть все время ходят такие слухи. Скоро что-то начнется, и это как-то связано с политикой.

— Ерунда собачья,— сказал Рейнхарт.— Банды дремучих фермеров и обычная мура. Кому это нужно?

— Не лезь в бутылку,— сказал Фарли.— Говорят, это что-то другое.

— Что же именно?

— Тебе подавай все сразу! Может, ничего и не будет, понимаешь. Но сейчас я тебя утешу. Нам полагается место на мыльной фабрике на Шеф-Мантёрском шоссе. Для перевоспитания. Работа в ночную смену, и платят они непристойно мало, но ты же не станешь привередничать, верно?

— Я согласен.

— Чудненько,— сказал Фарли.— Иди под душ да скажи старикану, чтоб он выдал тебе спецодежду, так сказать, за счет фирмы. Я должен прислать им человека сегодня же.

— Все-таки расскажи про эту политику-то.

— Потом, Рейнхарт.

Рейнхарт встал и шагнул к портьерам.

— Ну тогда скажи вот что. Откуда ты взял эту байку, что ты был алкоголиком, и вся семья твоя вымерла, и ты увидел свет?

— Слышал как-то по радио,— сказал Фарли.— И ничего смешного тут нет. По-моему, душераздирающая история с моралью.

Рейнхарт вышел в молитвенный зал.

Химическая компания Бинга находилась на краю города; Рейнхарт добирался туда на автобусах с пересадкой целый час. Фабрика, квадратное четырехэтажное здание, стояла на заросшем травою перешейке залива Сент-Джон, с крыши его на все четыре стороны сияло голубым химическим светом слово «Бинг». Позади здания отражение голубого света на маслянистой, в радужных разводах воде через несколько футов пропадало — дальше над топкой грязью нависала черная мясистая листва деревьев: начинались джунгли.

И тут тоже его приняли без промедления. Через четверть часа после того, как он вошел в ворота, ему выдали фуражку с голубыми буквами «БИНГ» над козырьком и белый комбинезон; мастер по фамилии Юбенкс провел Рейнхарта в просторное белое помещение, где из большой серой цистерны в полу веером выползали конвейерные ленты, на которых, как гренадеры в киверах, ехали пластмассовые бутыли с красными колпачками. Высоко под потолком за продолговатым стеклянным окошком стояли двое светловолосых молодых людей в полосатых галстуках и молча наблюдали за конвейерами.

— Ну вот,— сказал мастер, остановившись у конвейерной ленты.— Рейнхарт, что ли?

— Рейнхарт,— подтвердил Рейнхарт.

— Ты, значит, вот что, Рейнхарт, ты берешь гаечный ключ — вот гак,— и, когда бутыль сходит с ленты, ты прикручиваешь колпачок...— Он схватил проплывавшую мимо бутыль и завинтил колпачок.— Вот эдак.

Рейнхарт взял гаечный ключ и лихо им взмахнул, показывая свою готовность учиться.

— Понятно,— сказал он мастеру.

— Ты все время будь начеку, а то они проползут мимо. Будешь зевать по сторонам — упустишь, а тогда, как ни старайся, не догонишь. И из-за тебя придется останавливать конвейер, а остановка да запуск обходятся Бингу дороже, чем два часа работы. Третий раз остановим — тебя отсюда коленкой под зад, понял?

— Да,— хмуро бросил Рейнхарт, нацеливаясь гаечным ключом на приближавшуюся бутыль.

— А техники оттуда следить будут,— продолжал мистер Юбенкс, кивнув на продолговатое окошко наверху.— Так ты, говоришь, из «Анголы»?

— Нет,— ответил Рейнхарт.— Из Миссии живой благодати. От пастора Дженсена.

— Ага. Ты там скажи, чтоб тебе сняли космы. На днях к нам заедет сам Бинг, а он любит, чтобы ребята были в аккурате.

— Скажу,— ответил Рейнхарт.— Непременно скажу.

Мастер ушел, оставив Рейнхарта единоборствовать с пластмассовыми бутылями. Стоя на цементном полу, Рейнхарт изготовился и все свое внимание устремил на колпачки; но через четверть часа он уже начал поглядывать по сторонам.

В помещении было человек сто, все в таких же белых комбинезонах и фуражках, как и он. Насколько он мог видеть, здесь работали люди всех возрастов — и вялые старики с запавшими глазами, с изможденными, подергивавшимися лицами, и загорелые молодцы в шрамах; эти орудовали у конвейеров с замкнутыми лицами, движения их были осторожны, и все время они оглядывались через плечо. И хотя каждого от ближайшего соседа отделяло десять футов пола и конвейерных лент, они ходили крадучись, держались сторожко и заботливо оберегали свои спины. Были тут и другие, совсем еще мальчишки, многие с бачками на щеках и с татуировкой, они нервно суетились у конвейеров, быстро бормотали ругательства, посвистывали и корчили рожи. То и дело Рейнхарт наталкивался взглядом на пару странно пустых глаз, на бессмысленное, иссиня-бледное лицо; однажды он остановился с гаечным ключом в руках, пораженный лицом человека позади себя, возле машины, наклеивающей ярлыки: на нем попеременно появлялись то выражение тупого блаженства, то ужасающая кровожадная гримаса.

«Перевоспитывают»,— подумал Рейнхарт, вспомнив слова Фарли.

Что ж, не так-то уж плохо; могло быть куда хуже. Прикручивать колпачки — не слишком вдохновляющее дело, но работа в тепле, а не на холоде, и хорошо, что ночная,— не даст околачиваться на улицах.