Исаак Башевис-Зингер - Люблинский штукарь

Мой дорогой пане Яша (а может, мне следует обращаться к Вам рабби Яков?)…

Сегодня я открыла «Утренний курьер» и впервые более чем за три года увидела Ваше имя. Я была так потрясена, что не могла читать. Сперва я решила, что Вы снова выступаете у нас или за границей, но потом, с трудом переводя дыхание, я прочла статью, и все во мне затихло и опечалилось. Мы с Вами часто говорили о религии, и суждения Ваши мне всегда казались деизмом — верой в Бога без догмата и откровений. Когда же столь внезапно и таким странным образом Вы нас покинули, я подумала, что это и есть лучшее доказательство тому, сколь недостаточно одной веры в высшие силы, дабы обуздать человека и охранить его в духовном кризисе. Вы ушли, не оставив следов. Канули точно камень в воду. Я не раз мысленно сочиняла Вам письма, а сейчас могу наконец сказать (если это письмо Вас найдет), что во всем виновата одна я. Едва за Вами закрылась дверь, мне стало ясно, как скверно я поступала. Я ведь знала, что Вы женаты. Я втянула Вас в эту историю и, значит, несу моральную ответственность. Я много раз намеревалась Вам это сказать, но думала, что Вы уехали в Америку или куда-то еще.

Из газеты я узнала о том, как Вы решили себя заточить и стали святым, как еврейские мужчины и женщины ждут у Вашего окошка благословения, и была буквально ошеломлена. Слезы мешали читать. Я много из-за Вас плакала, но сейчас это были слезы радости. Прошла половина суток, я пишу Вам и снова плачу: во-первых, потому, что Вы явили столь великую силу духа; во-вторых, потому, что расплачиваетесь за мои грехи. Я ведь тоже подумывала удалиться в монастырь, но у меня была Галина. Я не скрыла от нее того, что произошло. Девочка по-своему любила Вас и бесконечно Вами восхищалась, так что и для нее это было ударом. По ночам мы лежали в постели и плакали. Галина серьезно заболела, и мне пришлось отправить ее в закопанскую санаторию в Татры. Меня было бы на это не стать (вспомните мои финансы), если бы не явился с помощью ангел в человеческом обличье — друг моего незабвенного мужа, профессор Мариан Рыдзевский. Обо всем, что он для нас сделал, в письме не расскажешь.

Судьбе было угодно, чтобы как раз умерла его жена (много лет она страдала астмой), поэтому, когда этот добрый человек предложил мне идти за него замуж, я не смогла отказать. Вас уже не было, Галина находилась в санатории, я на целом свете осталась одна. Конечно, я рассказала ему всю правду. Он уже пожилой человек и сейчас на пенсии, но очень деятельный, целые дни читает и пишет, а к нам с Галиной необыкновенно добр. Это все, что я могу сообщить в письме. В Закопане Галина выздоровела и когда вернулась, я ее не узнала, так она выросла и расцвела. Ей уже восемнадцатый год, и я надеюсь, что дочь будет счастливее матери. Профессор Рыдзевский добр к ней и, как родной отец, исполняет все ее капризы. Нынешнее поколение, между прочим, совсем другое — весьма свободное, эгоистичное и убежденное, что всё, чего ни пожелаешь, следует иметь.

Однако довольно о себе. Писать мне к Вам нелегко. Не могу представить Вас в длинной бороде и пейсах, как сказано в газете. Быть может, Вам не подобает читать и мое письмо? Если так, простите. Я не забывала Вас все эти годы, и не было, кажется, дня, когда бы я о Вас не думала. Я почему-то скверно сплю, а человеческий мозг весьма капризная штука. Я представляла Вас где-то в Америке, в огромном театре или цирке, окруженного роскошью и красивыми женщинами. Увы, реальность полна потрясений. Я не смею учить Вас, что хорошо и правильно, но мне кажется, Вы назначили себе слишком суровое покаяние. При всей Вашей крепости, Вы человек хрупкий и не следовало бы так обходиться со своим здоровьем. По сути дела Вы никакого преступления не совершили. Намерения Ваши тоже не были дурными. Вы всегда не скупились на добросердечие и приветливость. То недолгое время, когда я Вас знала, было самым счастливым в моей жизни…

Письмо получилось слишком длинным, и Галина вырывает у меня перо. В Варшаве снова говорят о Вас, но теперь только хорошее. У нас завелся телефон, и некоторые мои приятельницы, знавшие о нашей дружбе, уже мне позвонили. Профессор Рыдзевский сам попросил меня написать к Вам и, хотя с Вами незнаком, посылает привет. Да благословит Вас Господь.

Навеки преданная Вам

Эмилия.

В описываемое Исааком Башевисом Зингером время восточноевропейские евреи, пользовавшиеся в быту разговорным языком «идиш», а в богослужебных целях употреблявшие так называемый «древнееврейский» (на основе которого был создан в дальнейшем «иврит»), произносили слова древнееврейского языка, составляющие значительную часть словника языка идиш, иначе, чем принято в современном иврите. Переводчик по возможности старался передать это произношение, указывая в скобках современную фонетическую норму иврита.

агада( букв . «повествование») — часть устной Торы , представляющая собой древние сказания, притчи, аллегории. Пасхальная Агада — специальный текст, который читают во время пасхальной вечерней трапезы — Седерз.

акдоймес(Хакдамот) — молитва, которая поется в праздник Швуэс .

атара— верхняя кайма на талесе . Часто бывает расшита и украшена.

балдахин— обряд венчания происходит у евреев «под балдахином», особым пологом на шестах.

бейсамидреш( бет а мидраш) — в древности место, где изучали Тору. Приблизительно соответствует сегодняшней ешиве .

Бёме Иаков(1575–1624) — немецкий мистик, по профессии сапожник.

бима— возвышение посреди синагоги, на котором происходит публичное чтение свитка Торы.

велиал— грешник, аморальный дух, зачастую бытующий в душе человека.

восемнадцать славословийили благословений( шмоне эсре) — одна из обязательных молитв трех будничных богослужений, произносится шепотом, с лицом, обращенным к востоку.

восьмая заповедь— Не укради.

гемара( букв . «освобождение») — часть Талмуда , представляющая собой дискуссии и обсуждения основной законодательной книги Мишны . Формировалась в течение нескольких столетий и была завершена в VI веке. Большей частью написана на арамейском языке.

гой( мн . гоим) — нееврей.

гойка— (русифицированное) нееврейка.

девятый день месяца аб— в этот день и в этот месяц (он приходится на июль-август) в 586 году до н. э. был сожжен первый Иерусалимский храм и в этот же день этого же месяца в 70 году нашей эры был разрушен Титом второй храм. День поста.

дибук— дух умершего, вошедший в живого человека.