Станислав Виткевич - Наркотики. Единственный выход

Еще одно: табак абсолютно лишает отваги. Если табачное отупение еще позволяет относительно сносно пережить потерю человеческого облика, вызываемую, например, тюрьмой, окопной войною, тяжкой болезнью, бездумной работой, то сопротивляемость курильщика внезапным опасностям (когда требуется характерная «добыча силы из ничего», чтобы пережить чрезвычайные минуты и разумно защититься) безусловно падает. Разве что он уже настолько отупел, что ему все едино. Такой пусть себе курит досыта, пускай себе, собачий сын, укурится насмерть и поскорее исчезнет с лица планеты, чтоб не похабить своим живым трупом этот мир, который как-никак, а бывает порой прекрасен. Вопреки бредням интуитивистов и антиинтеллектуалов — а они сами не понимают тех слов, которые произносят, желая прикрыть ими свое мозговое убожество, — одной из немногих великих и прекрасных вещей на свете остается, пожалуй, человеческий разум. Это трюизм. И тот самый разум — систематически уничтожать, получая взамен выцветшую картину мира [27] Художники, бросавшие курить, лучше всех знают, как действует никотин на ощущение цвета и даже на уверенность рисунка. Мир превращается просто в серую тряпку, а линия теряет свою абсолютную определенность, то единственное, что составляет ее сущностную ценность (Прим. авт.). , психическую депрессию и гнусную раздражительность, выдающую себя за силу и напряжение! А вы, бабы, — может, разум вам и не так важен, как нам, но красивая кожа — еще как. Так вот, вы свою замшу и бархат, персики и алебастры добровольно меняете на заскорузлые, грязные, пожелтевшие лохмотья. Может, хоть это наконец подействует на ваш ум, при том, что вообще-то у вас его меньше, чем у нас. Даже Антоний Слонимский, который не признает определения понятий (смотри, если хочешь, кошатик, замечательную, по-моему, его полемику о «Серебряном сне Саломеи» с Помировским в «Литературных ведомостях»), вскричал как-то раз: «Мир — это вам не мяч надувной! Покоряют мир — головой», — и эту-то голову ради пустейшего наслажденьица превращать в бездарный балаган и свалку, где ничего нового и ценного родиться не может, — ужас!! Вот почему я призываю родителей, чтоб они смертным боем били детей, начинающих курить, если иначе их убедить не сумеют. Но они имеют на это право лишь в том случае, если сами не курили или бросили курить. Пусть некурящие мужья тиранят (вплоть до пыток) жен, которые курят, а жены пусть максимально (как только они, похоже, умеют) отравляют жизнь мужьям, покуда решительно все не бросят к чертовой матери этот гнусный порок. Друзья пусть состязаются в благородном спорте «НК» — увы, столь мало у нас распространенном. Пускай влюбленные... — но довольно.

Дальше я расскажу вам по порядку о переживаниях того, кто резко бросил курить, но, к сожалению, только завтра — поскольку эти слова я пишу с паршивой «пахитосиной» в поганой морде, вконец отравленный и с трудом удерживаясь от того, чтоб послать подальше такую относительно легкую работу, как писание данного «трактатца», который тем не менее должен быть всеми прочитан и переведен на все языки. Да, завтра, только завтра — ничего не поделаешь. Но уж завтра поглядим, не станет ли мой отказ от табака правдой и не покажу ли вам я, «Великий Магистр Временного Некурения», высочайший класс, не брошу ли курить навсегда. А если кто меня с сигареткой в зубах застукает, тот будет вправе счесть, что я отказался прожить остаток дней на высшем уровне, на какой способен, и вообще отрекся от самого себя. Я не стану говорить здесь о таких вещах, как: склероз, раннее старение и порча желудка (à propos [28] Кстати (фр.). : те, кто утверждает, что без «К» не может как следует «про... это самое», пусть попробуют есть сливы и делать гимнастику Мюллера и тогда увидят), — меня интересует только психика. Все прочее оставляю специалистам, но и они должны бросить курить, дабы иметь объективное суждение и опыт. Ага — вот еще что: нехорошо, не испытав благотворных последствий временного некурения, с первой же попытки бросать раз и навсегда, безо всяких манигансов [29] От фр.: manigance — ухищрение. — с первой попытки, подчеркиваю. Тот, кто никогда не бросал и вдруг бросил, не покурит год, от силы два, а потом вернется к курению и никогда уже с ним не покончит. Снова начнет с трех сигарет в день, а придет к шести десяткам, а то и к сотне, даже не мечтая повторить попытку. Пагубные последствия курения заметны (даже в зеркале) и ощутимы ясно и отчетливо, когда сызнова закуришь после трех-четырехдневного перерыва. Помимо чисто скотского удовольствия (неужели нету лучших, черт побери!!) от первого или, ну, скажем, третьего глотка вонючего дыма, сразу наступает то состояние, которое кроме симптомов чисто физических (головокружения, дряблости икр, общей разбитости, желания пойти хоть куда-нибудь, вкуса гнусной гари) являет собой образчик (Muster [30] Образец, пример (нем.). , échantillon [31] Образчик (фр.). ) тех психических изменений, которые есть удел любого курильщика, с той разницей, что, прервав краткое воздержание, он обретает их в виде сконденсированном, а не растянутом на всю жизнь.

Итак, прежде всего это характерное сожаление: «и зачем только я закурил (-а)?» Из-за сомнительного вкусо-обонятельного удовольствия (ведь есть же, есть и получше, черт возьми!) ощущаешь, как мысли в голове мутятся, к тому же — приходит неприятное отчуждение от себя, неловкость, безответственность, нерешительность в малейших вопросах, словно самый пупок личности развязан, к тому же общая слабость (известно, что такое сигареты для спортсменов — полная гибель, хуже алкоголя), а сверх того — специфическое п о т у с к н е н и е реальности, знакомое лишь тем, кто закуривал после перерыва в несколько дней, этот разлив пошлости и скуки, сравнимый с тем, как если б на цветастый ковер выплеснули ведро густых серых нечистот. Жизнь моментально теряет очарование, все покрывается быстрозастывающим налетом банальности, бесплодности и заурядности. Человек чувствует себя измученным и грязным, пусть даже за полчаса до того он начисто выскоблил себя щеткой братьев Зеннебальдт из Бялой и был весел как птичка. Кажется, что каждая клеточка облеплена омерзительной вонючей подливой — чем-то вроде гадкого клейстера, какой накапливается в долго не чищенной трубке. Ищешь спасения во второй, третьей, десятой сигарете кряду, и вот — через пару часов ты опять на дне упадка и только вспоминаешь те дни без курева, как время, проведенное в каком-то чудесном краю кристально чистых красок, огня, воодушевления, довольства собой и потрясающих возможностей. А потом перестаешь тосковать даже об этом. Несчастный курильщик возвращается, как бедный конь в упряжку, чтоб обреченно тянуть лямку, вращая колесо обыденности, без надежды выбраться, без высших стремлений, лишь бы отпахать свое да по-скотски отдохнуть, не имея шанса развиться в каком-либо направлении, даже в сфере своего механического труда, — он конченый человек, хотя обычно не подозревает об этом. И все же где-то на донышке остается неясное воспоминание о слегка утомительных — что правда, то правда, — но зато чистых минутах борьбы с убийственным пороком, когда еще можно было выкарабкаться из западни. А он загубил все светлые перспективы жизни, предпочтя презренную возможность втягивать в легкие продукт неполного сгорания демонического сорняка из ада родом, справедливо называемого по-польски: «Ty-toń» [32] «Ты — тони!» — обыграно польское название табака: tytoń. .