Чарльз Диккенс - Давид Копперфильд. Том I

— Это она играет на арфе, — сказал мне тихо Стирфорт у дверей гостиной. — Знаете, уже года три никто, кроме матушки, не слышал ее игры.

Проговорил он это с какой-то странной улыбкой, которая сейчас же исчезла. Мы зашли в гостиную и застали там Розу одну.

— Пожалуйста, не вставайте, милая Роза, — обратился к ней Стирфорт (она уже успела подняться). — Ну, будьте же милой хоть один разок и спойте нам какую-нибудь ирландскую песню.

— Ах, очень нужна вам ирландская песня! — воскликнула она.

— Очень! — возразил Стирфорт. — Больше всякой другой. А тут еще и Маргаритка обожает музыку. Ну, спойте же нам, Роза, ирландскую песню, а мне позвольте сесть, как я, бывало, сиживал.

И он сел подле самой арфы. Роза постояла некоторое время, беззвучно перебирая правой рукой струны, а затем опустилась на стул, порывистым движением притянула к себе арфу и, аккомпанируя себе, запела.

Уже не знаю, чем это объяснить, игрой ли ее, или голосом, но такой песни я не слыхал во всю свою жизнь. В ней было что-то сверхъестественное. В ней звучала какая-то страшная правда. Казалось, песнь эта не была сочинена и положена на музыку, а вырывалась прямо из ее страстной души. Но, видимо, низкий голос Розы не был в силах выразить всю ее страсть, и песнь вдруг оборвалась. Я так был потрясен, что просто онемел, а она, склонившись над арфой, снова правой рукой беззвучно перебирала струны…

Из этого оцепенения вывел меня Стирфорт. Он вскочил, смеясь, обнял Розу и проговорил;

— Ну, Роза, давайте отныне горячо любить друг друга.

Она размахнулась, ударила его и, оттолкнув от себя с яростью дикой кошки, умчалась из гостиной.

— Что это с Розой? — спросила, входя в эту минуту, миссис Стирфорт.

— Видите ли, мама, она некоторое время была настоящим ангелом, а потом вдруг превратилась в дьявола и убежала, — пояснил сын.

— Вам бы не следовало раздражать ее, Джемс, — вы должны помнить, что у нее испортился характер и ее не надо дразнить.

Роза не появлялась больше, и о ней не было разговора вплоть до момента, когда я перед сном зашел со Стирфортом в его комнату пожелать ему спокойной ночи. Тут он заговорил о ней, посмеиваясь, и спросил меня, приходилось ли мне когда-нибудь в жизни встречать подобное неистовое, непостижимое существо.

Я признался, что происшедшая сцена бесконечно удивила меня, и спросил его, не догадывается ли он, что могло внезапно привести ее в такое состояние.

— Один бог ведает. В такое бешенство ее может привести все, что угодно, всякий пустяк. Я уже вам говорил, что она не перестает все оттачивать — и вокруг себя и самое себя, и вот теперь стала довольно-таки острой штукой. С ней надо осторожно: она опасна. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, дорогой Стирфорт! — сказал я. — Вы будете еще спать, когда я уеду. Спокойной ночи и до свиданья!

Ему, видимо, не хотелось отпускать меня: он, как тогда у меня в комнате, положил обе руки на мои плечи и, улыбаясь, сказал:

— Маргаритка, хотя это и не то имя, какое дали вам ваши крестные отец и мать, но мне больше всего нравится так называть вас, и как бы я хотел… хотел, чтобы и вы могли меня называть этим именем…

— Я могу, — сказал я.

— Слушайте, Маргаритка, если когда-нибудь обстоятельства разлучат нас, вспоминайте меня только с хорошей стороны. Ну, давайте уговоримся: что бы ни было, вы будете с добрым чувством думать обо мне.

— Что вы говорите, Стирфорт! Вы всегда, всегда одинаково дороги и милы мне! — воскликнул я.

В этот момент я почувствовал такие угрызения совести, — действительно, как мог я усомниться в нем! — что мне страшно захотелось покаяться перед ним, и меня только удержала мысль, что при этом я должен буду упомянуть имя Агнессы.

— Да благословит вас бог, Маргаритка! Спокойной ночи! — проговорил Стирфорт.

Мы пожали друг другу руки и расстались.

Проснулся я на рассвете. Одевшись, как можно тише, я заглянул в комнату Стирфорта. Он спал крепким сном, подложив руку под голову, совершенно так же, как я часто видел его спящим в дортуаре Салемской школы.

Настало время, и сравнительно скоро, когда я не мог не удивляться тому, как в это утро был он в силах спать так спокойно… Но он спал… Пусть же всегда вспоминается он мне таким, каким был в эту минуту, похожим на салемского школьника.

И я расстался с ним в этот тихий час раннего утра, чтобы никогда больше дружески и с любовью не прикоснуться к его руке. Никогда… Никогда…

Конец первого тома.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 41 54 63 73

Бабушка Давида Копперфильда считала, что «Пиготти» — языческое имя, потому что слово «пэген» по-английски значит «язычник».

Фунт стерлингов — английская золотая монета; во времена, описываемые Диккенсом, равнялась приблизительно 10 рублям.

В трагедии Шекспира «Гамлет» датскому принцу Гамлету является тень его убитого отца и требует, чтобы Гамлет отомстил его убийцам.

Бакенбарды — немецкое слово, буквально значит: «борода на щеках». Прежде была мода выбривать бороду на подбородке, но оставлять полоски волос вдоль щек.

Гинея — английская золотая монета, немного больше 10 рублей (21 шиллинг).

Такелаж — оснастка судна, все его веревочные и канатные снасти.

Бриг — парусное двухмачтовое судно.

Маленький Давид Копперфильд, вспоминает библейское предание о «праведном Ное», который спасся во время всемирного потопа в ковчеге, то есть в огромном, построенном им корабле. Хам (по-английски Хэм) — имя одного из сыновей Ноя.

Стоики — последователи жившего в V веке до нашей эры греческого философа Зенона, который учил, что человек должен равнодушно относиться к земным радостям и горестям и жить согласно требованиям долга и разума. Теперь стоиками называют людей, твердо переносящих бедствия.

Шиллинг — английская серебряная монета стоимостью около 50 копеек (в английском фунте стерлингов 20 шиллингов).

Полукрона — английская серебряная монета в 2 1/ 2шиллинга.

Дилижанс — большая дорожная карета, перевозившая пассажиров и почту.

Полпинты — мера жидкостей, немного меньше полулитра.

Эль — крепкое английское пиво.

Пудинг — кушанье, очень распространенное в Англии. Приготовляется из муки, моченой булки или риса, с изюмом, коринкой и разными приправами.

Пенни — английская мелкая монета, немного больше 4 копеек. Во множественном числе говорят не «пенни», а «пенсы», например: 3 пенса, 6 пенсов. В шиллинге 12 пенсов.